Автобиография

Я получала огромное личное удовольствие от ликвидации рычагов контроля обмена – что значит ликвидация детализированных установленных ограничений на объем иностранного обмена, который могли получить граждане Британии. Они были введены в качестве «экстренной меры» в начале Второй мировой войны и сохранялись в последующими правительствами, во многом из надежды на рост промышленных вложений в Британию и сопротивление давлению на стерлинг. Налицо были все доказательства того, что они больше не могли достичь ни одной из этих целей – если им это на самом деле когда-то удавалось. В условиях, когда стерлинг на плаву, а Британия начинает ощущать выгоды от пользования нефтью Северного моря, пришло время ликвидировать их полностью. Они были последовательно ликвидированы в три этапа, хотя само законодательство до 1987 года продолжало базироваться на Своде Законов, но дальнейшей пользы это не принесло. Прекращение контроля над обменом не только расширяло свободу отдельных людей и предприятий; оно иностранные инвестиции в Британию и способствовало британским заграничным инвестициям, что впоследствии обеспечило стабильный поток доходов, который наверняка будет сохраняться еще долго после того, как закончится нефть в Северном море.

Но не каждый капиталист разделял мою уверенность в капитализме. Я помню во времена оппозиции встречу с экспертами из Сити, которые явно были шокированы моим желанием освободить их рынок. «Осторожнее!» – сказали они мне. Очевидно, что мир без контроля над обменом, в котором рынки, нежели правительства, определяли движение капитала, их заметно беспокоил. Возможно, им придется идти на риск.

Также во время наших обсуждений нам приходилось отвлекаться на опасный уровень роста оплаты труда в бюджетном секторе. Здесь наша свобода маневра была ограничена. Сложные, если не катастрофические политические расчеты привели нас к тому, чтобы придерживаться в ходе избирательной кампании решений Комиссии Клегга по тем требованиям, которые уже были формально предъявлены к ней. Проблема теперь состояла в том, рассматривать ли требования других групп к Комиссии Клегга или искать новый метод решения этой проблемы.

В конце концов только к августу 1980 года мы объявили, что Комиссия Клегга будет ликвидирована после того, как будет выполнена имеющаяся у нее на настоящий момент работа.

Ее последний доклад состоялся в марте 1981 года. Однако факт остается фактом: движение требований оплаты бюджетного сектора, созданное инфляцией, могущественными профсоюзами и сверхраздутым бюджетным сектором, не собиралось не то что поворачивать вспять, а даже приостанавливаться.

Какими бы ни были временные сложности, я была настроена, как минимум начать работу над долговременными реформами самого правительства. С начала 1960-х государственный сектор показывал стабильный рост. В отличие от частного сектора он действительно демонстрировал рост во время рецессий, при этом сохраняя свой размер в периоды экономического роста; он был защищен от обычных экономических disciplines, которые оказывают влияние на окружающий мир.

Объем социальных услуг отражал это. В 1961-м цифры в социальных услугах достигли послевоенного минимума в 640 000; к 1979 году они выросли до 732 000. В течение тех дней, когда я вступала на пост, я отметила, что мы произвели заморозку в найме, чтобы способствовать снижению государственной задолженности по оплате на 3 процента, и к 13 мая 1980 года я смогла положить на стол палаты наши долговременные планы по снижению цифр социальных служб. Общая цифра уже упала до 705 000. Мы стремились снизить ее примерно до 630 000 в течение последующих четырех лет. Поскольку около 80 000 покидали социальные службы каждый год, уходя на пенсию или увольняясь, казалось вероятным, что наша цель может быть достигнута, не прибегая к избыточным принудительным мерам. Нам и в самом деле удалось это сделать.

Естественно, из этого следовало, что нам нужно вознаградить выдающиеся способности внутри социальных служб соответствующим образом. Сложности введения уровней зарплаты в соответствии с заслугами оказались огромными; для этого понадобились несколько лет и огромные усилия и давление.

Схожим образом я вплотную интересовалась назначениями на высокие в социальной сфере в первую очередь, поскольку это могло повлиять на мораль и эффективность работы целых департаментов.

Я была безмерно потрясена способностями и энергией, с которыми работали члены моего личного офиса в номере 10. Я хотела видеть людей одного калибра с живыми умами и полной отдачей хорошему управлению на высоких постах в департаментах. Действительно, в течение всего времени, которое я провела в правительстве, многие из бывших личных секретарей возглавили департаменты.

Однако во всех этих решениях основное значение имели способности, напор и энтузиазм; политическая принадлежность – не то, что я принимала во внимание.