Автобиография

В 3.10 утра группами мы начали уходить. Первый выход, к которому нас отправили, оказался непроходимым, и мы повернули обратно. Мы вернулись в офис и стали ждать. Позже нам сказали, что выходить безопасно, и мы стали спускаться по основной лестнице. Только по обломкам при входе в вестибюле я осознала серьезность разрушений. Я надеялась, что портье не был ранен. В воздухе висела густая цементная пыль: она попадала мне в рот и на одежду, пока я пробиралась между чьими-то вещами и сломанной мебелью к другому выходу отеля. Мне все еще не приходило в голову, что кто-то мог погибнуть.

Десять минут спустя Денис, Кроуфи и я были доставлены в участок Брайтона полицейской машиной. Нам предложили чай в кабинете главного полицейского. Появился Уилли Уайтлоу. Потом Хаус вместе со своей маленькой собачкой Баджет. Но мне было очень нужно поговорить с Леоном Бриттаном, министром внутренних дел, и Джоном Гаммером, секретарем партии. В тот момент никто из нас не знал, сможет ли продолжаться конференция. Я для себя определила, что если будет физически возможно, я произнесу свою речь. В конце концов было решено, что я проведу остаток ночи в полицейском колледже Льюес. Я переоделась из вечернего платья в темно-синий костюм и, вместе с Денисом и Кроуфи покидая полицейский участок, сделала короткое заяление для прессы.

Не знаю, случайно или нет, но в колледже никого не было. Мне была предоставлена небольшая гостиная с телевизором и комната с двумя кроватями, при которой была ванная. Денис и оперативники заняли помещение дальше по коридору. Со мной в комнате был Кроуфи. Мы сидели на кроватях и обсуждали случившееся. К тому времени я не сомневалась, что были пострадавшие. Но мы пока не слышали новостей.

Оставалось только молиться. Мы оба встали на колени и некоторое время тихо молились.

Я не взяла с собой спальных вещей, поэтому легла в верхней одежде и беспокойно проспала часа полтора. Меня разбудили звуки утренней телевизионной передачи в 6.30. Новости оказались намного хуже, чем я ожидала. Я увидела изображения Нормана Теббита, которого вытаскивали из-под обломков. Потом мы услышали, что Роберта Уэйкем и член парламента Энтони Берри погибли. Я знала, что в тот момент мне нельзя было давать волю эмоциям. В тот день я должна была быть в форме – и морально, и физически. Я старалась не смотреть на ужасные картины. Но я не могла оторвать глаз от экрана. Мне просто необходимо было знать все детали случившегося, и каждая следующая деталь казалась хуже предыдущей.

Стоял прекрасный осенний день, и пока мы ехали в Брайтон, небо было ясным, а море – абсолютно спокойным. Передо мной возникло здание «Гранд Отеля», в котором обвалилась целая стена.

Затем мы вошли в сам «конференц-центр», где в 9.20 утра открылась конференция. Ровно в 9.30 мы вместе с представителями Национального Союза появились в президиуме. (Многим пришлось оставить одежду в отеле, но Элистар Макэлпайн устроил так, что местный универмаг «Маркс и Спенсер» открылся пораньше, и сейчас все были одеты прилично.) Зал был заполнен только наполовину, так как усиленная работниками безопасности проверка задерживала массы людей перед входом. Но овация была грандиозной. Чувство радости, что мы остались живы, омрачала трагедия, но мы во что бы то ни стало хотели показать террористам, что им не удастся сломить наш дух.

Совершенно случайно, но очень к месту первое обсуждение было по Северной Ирландии. Я осталась послушать, но вскоре ушла, чтобы поработать над речью, которую надо было полностью переделать. В течение всего времени, несмотря на попытки персонала сделать так, чтобы меня не отвлекали, мне все время приходили сообщения и забегали с короткими визитами коллеги и друзья. Я знала, что Джона Уэйкмена еще не извлекли из-под завалов и что несколько человек числились среди пропавших. Не прекращающийся поток цветов отсылался в больницу, где находились раненые.

Как и раньше, я произносила речь по напечатанному тексту, а не по кассете, довольно много импровизируя. Но я знала, что гораздо важнее, чем мои слова, был тот факт, что я, как премьер-министр, все еще могла выступать. В своей речи я не акцентировала то, что произошло. Но я постаралась суммировать чувства, которые мы все испытывали:

«Взрыв бомбы… был попыткой не только положить конец нашей конференции. Это было попыткой нанести ущерб демократически избранному правительству ее величества. Вот масштаб злодеяния, которое обрушилось на всех нас. И то, что мы собрались здесь, ошеломленные, но собранные и решительные, показывает, что не только данная атака не удалась, но и все остальные попытки уничтожить демократию будут неудачными».