Эта система стала настолько сложной, что мало кто ее понимал. Она была наподобие «Шлезвиг-Гольштейнского вопроса» минувшего века: Палмерстон шутил, что только три человека его понимали – один из них был мертв, второй сошел с ума, а третий сам его забыл. Система была крайне непопулярна с самого момента ее принятия и непозволительно несправедлива по отношению к органам, которые исторически расходовали мало, а перед многими из них установили «цели» значительно ниже их GREA. Что еще хуже – она не работала. Реальные цифры местных расходов росли год за годом.
Поэтому в 1981 году Майкл предложил, что если местные органы управления будут до определенного уровня превышать свой GREA, весь избыток придется выплачивать местным налогоплательщикам. Также правительство согласилось с тем, что референдум должен проводиться каждый раз, прежде чем администрация сможет потратить средства сверх нормы. Это предложение содержало нечто новое и важное, поскольку хотя бы условно усиливало локальную ответственность. Но вопреки, или даже благодаря этому оно вызвало шквал неодобрения со стороны местных органов и заднескамеечников тори, сильно затронутых этой инициативой. Предложение пришлось отозвать.
У преемников Майкла в департаменте окружающей среды Тома Кинга, а затем Патрика Дженкина не осталось выбора, кроме как применять все более и более сложные центральные рычаги, в то время как местные органы продолжали расходовать средства. В 1984 году мы взяли на себя полномочия напрямую ограничивать ставки отдельных местных органов управления, сохраняя в запасе возможность ограничить их все. Эта процедура, известная как «закупорка ставок», была одним из самых эффективных орудий, имевшихся в нашем распоряжении. Значительная часть перерасходов сосредоточилась вокруг небольшого количества мест, поэтому «закупорка» менее чем двадцати из них могла дать существенную разницу». Это позволяло нам предоставить определенную защиту от высоких ставок предприятиям и семьям, которые пытались противостоять расточительным лейбористским органам управления. Но «закупорка» ставок расширяла полномочия департамента окружающей среды и могла быть оспорена в суде. Фундаментальная проблема сохранялась.
Я всегда активно недолюбливала ставки. Каждый налог на жилье – это, по сути, налог на улучшение чьего-то дома. Это было очевидно несправедливо и неконсервативно. В письмах, полученных от людей со всей страны, я слышала хор недовольства людей, живущих в одиночестве – например, вдов, которые потребляли гораздо меньше услуг местных органов самоуправления, чем семьи по соседству, где семь работающих сыновей, но которым требовалось оплачивать те же счета по ставкам, вне зависимости от дохода. Я наблюдала гнев и беспокойство, вызванные пересмотром ставок в 1973 году, и была твердо уверена в том, что мы должны заменить существующую неправильную систему чем-то новым. Став премьер-министром, я остановила дальнейшие переоценки ставок в Англии. (В Шотландии в соответствии с законом переоценка внутренней ставки требовалась каждые пять лет, однако продления были возможны, поэтому нам удалось на два года сдвинуть переоценку на 1983 год.) Но противоположной стороной этого решения был потенциальный разлад, который могла бы вызвать переоценка ставок, и его угроза увеличивалась с каждым годом. И мы не могли откладывать это до бесконечности.
Опора на налоги на собственность была основным источником дохода для местных органов управления на протяжении столетий. Ставки имели смысл, пожалуй, когда местные органы оказывали услуги владельцам недвижимости – дороги, водоснабжение, канализация и т. п., – но в текущем столетии местные органы управления все больше оказывали людям такие услуги, как образование, библиотеки и индивидуальные социальные услуги.
Более того, избирательное право для выборов в местную администрацию радикально расширилось. Изначально оно распространялось только на владельцев недвижимости: теперь оно практически идентично требованиям для выборов в парламент. Из 35 миллионов избирателей в Англии 17 миллионов не облагались ставками, 18 облагались, 3 миллиона платили ниже ставок, и 3 миллиона не платили ничего вообще. Хотя некоторые из тех, на кого не распространялись ставки, вносили свой вклад в выплату ставок другими (например, супруги и работающие дети, живущие дома), у большинства людей не было прямой причины задумываться о перерасходах своей местной администрации, поскольку кто-то другой, частично и полностью платил по счетам. Что еще хуже, у людей не было достаточно информации, чтобы следить за своей администрацией: вся система местного самоуправления функционировала так, чтобы маскировать эффективность отдельных местных органов самоуправления. Ничего удивительного в том, что чиновники спокойно придерживались политики, которую не допустила бы нормально функционирующая система демократической дисциплины.