Но самое жесткое сопротивление исходило не со стороны респектабельных тори среднего класса, которым я глубоко симпатизировала, а скорее слева. Начиная с 1988 года целый ряд членов парламента лейбористского толка, в основном в Шотландии, заявили о своем намерении нарушить закон и отказались платить коммунальный взнос, а крайнелевые вели активную агитацию и в самой Англии.
В субботу, 31 марта, за день до введения коммунального взноса в Англии и Уэльсе, демонстрация против взноса перетекла в бунт на Трафальгарской площади и вокруг нее. Имелись надежные свидетельства того, что группа зачинщиков беспорядков намеренно подстрекала к применению насилия. Строительные леса на площади были разобраны и использованы в качестве метательного оружия; были зафиксированы случаи поджогов и уничтожения автомобилей. Почти 400 полицейских получили ранения, и 339 человек были арестованы. К счастью, никто не погиб. Такое безобразие вызывало у меня отвращение.
В первый раз правительство заявило о том, что каждый, кто может себе это позволить, должен заплатить что-то за поддержание в рабочем состоянии предприятий и предоставление услуг, которыми пользовался. Целый класс людей был возвращен в состояние ответственных членов общества, от которых требовалось быть не просто подданными, но гражданами. Жестокие бунты 31 марта стали их (и левых) ответом. И отказ от коммунального взноса стал одной из величайших побед этих людей, когда-либо признанных консервативным правительством.
Проблема заключалась в том, что из-за размера счетов новой системе теперь противостояли те самые законопослушные граждане, на которых она полагалась. Однако бунт не заставил меня отказаться от намерения продолжать проводить политику коммунального взноса и от того, чтобы наказать преступников.
В действительности мне не было известно, что бунтовщики двигались в сторону Уайтхолла в то время, когда я обращалась к центральному совету в Челтенхеме.
Я начала свою речь с одной из серии все более рискованных шуток о политическом отношении к моему лидерству. У Челтенхема была репутация традиционного места для ухода на пенсию правителей бывшей империи, и это добавляло остроты. Я начала:
«Для меня огромное удовольствие снова оказаться в Челтенхеме. Дабы избежать возможного недопонимания и рискуя разочаровать несколько благородных полковников, давайте сразу проясним один момент: я прибыла в Челтенхем не для того, чтобы уйти на пенсию».
Я практически сразу перешла к сути вопроса, который будоражил Партию: «Множество счетов по коммунальному взносу, которые сейчас получают люди, слишком высоки. Я разделяю их негодование. Но давайте говорить прямо: это не из-за количества денег, которые мы добываем, а из-за количества денег, которые тратят местные органы самоуправления. В этом заключается реальная проблема. Ни одна схема, какой бы гениальной она ни была, не сможет компенсировать высокие затраты низкими взносами».
Но далее я перечислила ряд ограниченных специальных послаблений. Даже этот скромный список потребовал того, чтобы я отказалась от слабого текста, предоставленного казначейством, и написала свой собственный. Однако учитывая слабый документ и отсутствие коллег на работе в поздний час, я не смогла включить в текст гарантии того уровня, какого мне хотелось бы. Поэтому мне пришлось лишь обозначить ряд идей касательно дальнейших мер по борьбе с растратчиками.
Таким образом, основной смысл моей речи должен был заключаться в том, что для снижения коммунальных взносов на грядущих местных выборах нужно было голосовать за Консервативную партию.
Речь была принята хорошо, но и у них, и у меня оставались опасения. Теперь мне предстояло добиться того, чтобы мои коллеги так же самоотверженно, как и я, посвятили свои усилия защите народа от тех проблем, с которыми мы столкнулись в 1990 – 91 годах.