Автобиография

Большая часть обсуждений в первый день совета в Мадриде была посвящена EMU. Во второй половине дня мы обратились к вопросу Единого рынка и «социального измерения». Я уже описывала, как я иcпользовала свою речь, чтобы обозначить условия вхождения в ERM. Но я также поддержала Пола Шультера, который оспорил 39-й параграф доклада Делора, содержавший принцип «вход за пенни, выход за фунт», который предпочитали федералисты. Противоположную сторону представляла Франция. Президент Миттеран настаивал на крайних сроках для IGC и для завершения 2-го и 3-го этапов, предложив в определенный момент 31 декабря 1992 года.

Затем спор переместился на Социальную хартию. Я сидела рядом с синьором Кавацо Сильва, довольно крепким премьер-министром Португалии, который был бы еще крепче, если бы его страна не была такой бедной, а немцы – такими богатыми.

«Разве вы не видите, – спросила я, – что Социальная хартия предназначена для того, чтобы не позволить Португалии привлекать инвестиции из Германии из-за ваших низких цен оплаты труда. Это германский протекционизм. На его основе будут сформулированы директивы, и вы лишитесь рабочих мест». Но он был убежден, что хартия будет не больше чем просто общей декларацией. И, возможно, думал, что если Германия будет готова заплатить достаточно за «сплоченность», это не будет такой уж плохой сделкой. Поэтому я противостояла хартии в одиночку.

Итоги европейских выборов не имели особенного значения сами по себе. Но они раскрыли узел недовольства, который нельзя было игнорировать. Меньшинство членов парламента от консерваторов с беспокойством воспринимали мой подход к европейским вопросам. Но еще важнее был тот факт, что пути в правительственные круги казались заблокированными. Я также считала, что нужны изменения. Когда премьер-министр провел на своем посту десять лет, он или она должны гораздо больше опасаться угрозы старения и очерствения правительства. Я решила внести ряд изменений в кабинет, чтобы освободить несколько мест и привести несколько новых лиц.

Я также думала о собственном будущем. Я знала, что у меня в запасе еще несколько лет активной работы, и я намеревалась довести до конца укрепление нашей экономической мощности, завершение наших радикальных социальных реформ и перестроение Европы в соответствии с моей позицией, обозначенной в речи в Брюгге. Я хотела оставить после себя, возможно, на полпути к новому парламенту несколько кандидатов с проверенным характером и опытом, из которых можно будет выбрать моего преемника. По ряду причин я не считала, что кто-либо из моего собственного политического поколения для этого подходит. Если учитывать все возможные варианты, первыми в моем списке людей, думавших как я, были: Норман Теббит, сосредоточенный на уходе за Маргарет и на своих деловых интересах; Ник Ридли, который никогда не терпел дураков и был бы неприемлем для членов парламента тори; Сесил Паркинсон, повредивший свою репутацию в глазах старой гвардии. К Джеффри Хау я скоро вернусь. Найджел Лоусон не был заинтересован в этой работе – и уговаривать его я не намеревалась. Майкл Хезелтайн не был командным игроком и уж точно не был капитаном команды. В любом случае я не видела смысла в том, чтобы передавать пост ровеснику, пока я была полна сил и активна. В следующем поколении, напротив, имелся целый ряд возможных кандидатов: Джон Мейджор, Дугла Херд, Кен Бейкер, Кен Кларк, Крис Паттен и, возможно. Норман Ламонт и Майк Говард. Я считала, что не в моих обязанностях выбирать кандидата. Но я была обязана убедиться в том, что есть несколько проверенных кандидатов на выбор.

Однако я ошиблась в одном важном вопросе. Разумеется, я понимала, что некоторые из моих коллег по кабинету и прочих министров больше склонялись влево, а некоторые – вправо. Но я считала, что они в целом считают правильными мои основные принципы. Ортодоксальные финансы, низкий уровень регулирования и налогообложения, минимум бюрократии, сильная оборона, готовность отстаивать интересы Британии в любом месте, где им угрожают – мне казалось, я выиграла их доверие в этих вопросах. Теперь я понимаю, что такие споры никогда нельзя выиграть до конца.

Выше я отложила на потом ситуацию с Джеффри Хау, как потенциальным кандидатом в преемники. С Джеффри что-то произошло. Его видение цели и способность к анализу померкли. Я не считала, что он теперь мог быть потенциальным лидером. Но, что еще хуже, я не могла позволить ему быть министром иностранных дел – по крайней мере пока канцлером был Найджел Лоусон – после его поведения накануне совета в Мадриде. Я намеревалась заменить его человеком помоложе.