Автобиография

Спрос на горничных, особенно высокого роста, не падал никогда. Рослой горничной найти работу было не трудно — почитайте чудную книжку Марджери Шарп[392] «Клуни Браун» — а я не сомневалась, что справлюсь с ней наилучшим образом. Я знала, когда какими бокалами сервировать стол, могла открывать и закрывать входную дверь, чистить столовое серебро — мы всегда сами чистили дома серебряные рамки для фотографий и всякие безделушки, — а также достаточно умело прислуживать за столом.

— Да, — подвела я итог своим размышлениям, — я смогу работать горничной.

— Ну ладно, посмотрим, — примирительно сказал Арчи, — давай сначала доберемся до Мадейры.

Однако к тому времени, когда мы туда прибыли, я была так слаба, что не могла и думать о том, чтобы встать с постели. Теперь я понимала, что единственный выход для меня — остаться и умереть в ближайшие день-два. Но за те пять-шесть часов, что корабль простоял на Мадейре, мне вдруг стало намного лучше. Следующее утро было ясным и солнечным, море успокоилось. Как и всякий, оправившийся после морской болезни, я стала недоумевать: что это я подняла такой шум из-за пустяков? В конце концов ничего страшного не произошло — всего лишь морская болезнь.

Нет пропасти более глубокой, чем та, что разделяет людей на страдающих и не страдающих морской болезнью. Друг друга понять им не дано. Я так и не смогла привыкнуть к качке. Все пытались меня убедить, что неприятны лишь первые несколько дней, а потом все проходит. Это неправда. Когда бы море ни начинало волноваться, особенно при килевой качке, я заболевала. Но, начиная с того момента и до конца путешествия, погода была в основном хорошая, мне повезло.

Воспоминания о Кейптауне и по сей день у меня свежее, чем о каком бы то ни было другом месте; наверное, потому, что это был первый настоящий порт на нашем пути и все там казалось новым и необычным. Кафские горы, Столовые горы со странными плоскими вершинами, яркое солнце, вкусные персики — все представлялось удивительным. Я с тех пор никогда там больше не бывала — сама не знаю почему, ведь мне там так понравилось! Мы остановились в одном из лучших отелей, где Белчер сразу же показал себя. Он устроил скандал по поводу фруктов, поданных к завтраку, — по его мнению, они были твердыми и неспелыми.

— И это вы называете персиками?! — гремел он. — Да ими можно в мяч играть, им ничего не сделается!

Свои слова он сопроводил действиями, шмякнув об пол штук пять персиков.

— Видите?! — воскликнул он. — Они даже не лопнули. Спелые превратились бы в кашу.

Именно тогда меня впервые посетило подозрение, что путешествие с Белчером может оказаться не таким приятным, каким оно казалось месяц назад у нас дома за обеденным столом.

Я пишу не книгу путешествий — просто останавливаюсь на тех впечатлениях, которые запали в душу, на событиях, которые были для меня важны, и местах, которые меня очаровали. Южная Африка оказалась очень памятным местом. В Кейптауне наша команда разделилась. Арчи, миссис Хэйем и Сильвия отправились в Порт Элизабет[393], а оттуда — в Родезию[394]. Белчер, мистер Хэйем и я — на алмазные копи в Кимберли[395] и далее, через горы Магато, в Солсбери[396], где все мы должны были воссоединиться. Память снова переносит меня в те пыльные знойные дни, в поезд, следующий на север через горы Кару. Страдая от постоянной жажды, мы все время пили лимонад со льдом. Помню длинное прямое полотно железной дороги в Бечуаналенде[397]. Мелькают смутные воспоминания о том, как Белчер изводил Бейтса и спорил с Хэйемом. Матопы произвели на меня большое впечатление нагромождениями валунов-колоссов — словно какой-то великан разбросал их повсюду.

В Солсбери мы очень приятно провели время в обществе веселых местных англичан, оттуда мы с Арчи совершили краткую поездку к водопаду Виктория[398]. Наверное, хорошо, что я больше никогда там не бывала, — мое первое впечатление осталось неприкосновенным. Огромные деревья, прозрачная пелена мелких брызг, переливающаяся всеми цветами радуги, наши прогулки по лесу и редкие мгновенья, когда радужная пелена, расступаясь, открывала взору водопад, низвергающийся с высоты во всем своем величии. Да, для меня он навсегда остался одним из моих семи чудес света.

Ездили мы и в Ливингстон[399], видели там плавающих в реке крокодилов и гиппопотамов. Из этой поездки я привезла множество вырезанных из дерева фигурок животных, которые местные мальчишки выносили к поезду и отдавали за трех- или шестипенсовые монетки. Фигурки были очаровательны. У меня сохранилось несколько — вырезанных из мягкого дерева и разукрашенных выжженными рисунками: антилопы, жирафы, гиппопотамы, зебры — наивные, примитивные, но по-своему очаровательные и изящные.