Автобиография

На следующий день я отправилась с Арчи в Лондон и попрощалась с ним, — он уезжал обратно во Францию. Нам предстояли шесть месяцев разлуки.

Я возвращалась к своей работе в госпитале, где уже вовсю ходили слухи об изменении моего семейного положения.

— Сестр-р-ра! — Скотти что есть силы раскатывал «р» и стучал по задней спинке кровати тростью. — Сестр-р-ра, подойдите сюда сейчас же! — Я подошла. — Что я слышал? Вы вышли замуж?

— Да, — ответила я, — вышла.

— Вы слышали что-нибудь подобное? — обратился Скотти к обитателям всех остальных кроватей. — Сестра Миллер вышла замуж. Как же теперь ваша фамилия, сестра?

— Кристи.

— А, что ж — добрая хорошая шотландская фамилия. Кристи. Сестра Кристи… Слышали, сестра Андерсон? Теперь это сестра Кристи.

— Я слышала, — сказала сестра Андерсон. — Желаю вам счастья, — довольно формально поздравила она меня. — В отделении только и говорят об этом.

— Вам здорово повезло, сестра, — сказал другой раненый. — Вышли замуж за офицера, насколько я понимаю? — Я ответила, что действительно достигла этого головокружительного успеха. — Да, вам здорово повезло. Но не то чтобы я очень уж удивился — вы хорошенькая девушка.

Приходили месяцы. Война зашла в тупик. Раненые поступали к нам главным образом из траншей. Зима выдалась страшно холодная, у меня на руках и ногах выступили цыпки. Беспрерывная стирка не способствовала тому, чтобы избавиться от них. По мере того как шло время, я чувствовала все большую ответственность, и мне нравилась моя работа. Более привычными становились заведенные порядки во взаимоотношениях сестер и врачей. Я знала, кто из хирургов достоин уважения, знала, кто из них в глубине души презирает весь больничный персонал. Мне не приходилось больше вычесывать вшей, снимать впопыхах наложенные повязки; полевые госпитали перевели во Францию. И, несмотря на это, наш госпиталь был по-прежнему переполнен. Выздоровел и выписался наш маленький шотландец, поступивший с переломом ноги. Во время своего путешествия домой он снова упал на вокзальном перроне, но жажда возвращения в родные места, в Шотландию, оказалась столь велика, что он не сказал никому ни слова о том, что снова сломал ногу. Он терпел смертельную боль, но все-таки добрался до пункта своего назначения, где ему пришлось снова лечить перелом.

В дымке воспоминаний вдруг с полной отчетливостью всплывают и оживают отдельные эпизоды. Например, как юная стажерка, ассистировавшая в операционной, осталась убрать там и я должна была помочь ей отнести в печь ампутированную ногу. Немного чересчур. Потом мы отмывали от крови операционный стол. Думаю, она была слишком юной и неопытной, чтобы в одиночестве выполнять такие задания.

Помню сержанта с преисполненным серьезностью лицом, я помогала ему сочинять любовные письма. Он не умел ни читать, ни писать и весьма приблизительно сообщил мне, что ему хотелось бы поведать.

— Так будет прекрасно, сестра, — одобрил он то, что я сочинила. — Вы не можете написать три таких?

— Три? — переспросила я.

— Ага, — сказал он. — Одно — Нелли, другое — Джесси, а третье — Маргарет.

— Вам не кажется, что лучше бы написать их немножко по-разному?

Он подумал немного.

— Нет. Все главное я написал.

Каждое письмо поэтому начиналась одинаково: «Надеюсь, письмо застанет Вас в добром здравии, в каком и я пребываю, только посвежее и порозовее». И кончалось: «Твой до гробовой доски».

— А вы не думаете, что они узнают одна от другой? — спросила я с некоторым любопытством.

— Не-а, не думаю, — ответил он. — Они ведь живут в разных городах и не знают друг друга.

Я спросила его, не собирается ли он жениться на одной из них.

— И да и нет. Нелли, она хорошенькая, приятно посмотреть. Но Джесси более серьезная, и она уважает меня, думает, что я большой человек.

— А Маргарет?

— Маргарет? Маргарет… она меня так смешит, очень уж она веселая. В общем, посмотрим.

Потом я часто задавала себе вопрос, женился ли он на какой-нибудь из этих трех девушек или нашел четвертую, которая соединяла в себе красоту, серьезность и веселость.

Дома все более или менее шло по-прежнему. На смену Джейн пришла Люси, всегда говорившая о предшественнице с большим уважением и называвшая ее не иначе как миссис Роу:

— Надеюсь, я смогу заменить миссис Роу. Работать после нее так ответственно.

Самой большой мечтой Люси было после окончания войны поступить в кухарки к нам с Арчи.

Однажды она подошла к маме и, явно нервничая, сказала:

— Мэм, я надеюсь, вы не рассердитесь, но я действительно должна оставить вас и поступить в Женские вспомогательные части. Вы ведь не осудите меня?

— Что ж, Люси, — ответила мама, — я думаю, вы совершенно правы. Вы молодая, сильная девушка: как раз то, что нужно.

Так ушла, обливаясь слезами, Люси, надеясь, что мы сможем обойтись без нее, и в ужасе от того, что подумала бы об этом миссис Роу.

Вскоре уволилась и старшая горничная, прекрасная Эмма. Она выходила замуж. На их место пришли две служанки в летах, у которых тяготы военного времени вызывали недоверие и глубокое возмущение.