Читаем Автобиография полностью

На белых подушках темнела ее голова, я увидел это молодое и прекрасное лицо, и я увидел в этих всегда добрых, милосердных глазах что-то такое, чего не видел никогда прежде. Они метали молнии негодования. Я почувствовал, как теряю почву под ногами; я почувствовал, как под этим пристальным и осуждающим взглядом уменьшаюсь до ничтожных размеров. Я стоял безмолвный под этим опустошительным огнем, наверное, с минуту – мне эта минута показалась очень и очень долгой. Затем губы моей жены разомкнулись, и с них излилось последнее из моих высказываний в ванной комнате. Слова были абсолютно точны, но тон – мягкий, неумелый, дилетантский, несведущий, неопытный, комически неуместный, нелепо слабый и не пригодный для великого языка. В жизни своей не слышал я ничего столь фальшивого, столь дисгармоничного, столь несообразного, столь абсурдного, как эти ругательства, положенные на эту немощную музыку. Я старался удержаться от смеха, поскольку был виноват и остро нуждался в милости и снисхождении. Я старался не взорваться от хохота, и мне это удавалось – пока она с мрачной серьезностью не произнесла:

– Ну вот, теперь ты знаешь, как это звучит.

И тут я не выдержал – разлетелся на части, и мои осколки с шумом полетели по воздуху. Я сказал:

– О, Ливи, если это звучит вот так, я никогда больше этого не сделаю!

Тогда она и сама не смогла удержаться от смеха. Оба мы сотрясались от хохота и продолжали смеяться до полного физического изнеможения и духовного примирения.

Как-то дети сидели за завтраком – Кларе было шесть лет, а Сюзи восемь, – и мать сделала осторожное замечание о брани; осторожное, потому что не хотела, чтобы дети что-то заподозрили, – осторожное замечание, порицающее бранные слова. Обе девочки воскликнули в один голос:

– Почему, мама? Папа же так говорит.

Я был поражен. Я-то предполагал, что эта тайна надежно хранится в моей груди и о ней никто не подозревает. Я спросил:

– Откуда вы знаете, маленькие негодницы?

– О, – ответили они, – мы часто слушаем из-за перил, когда ты в холле что-то объясняешь Джорджу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное