Автобиография

Помню, как я обнаружил этот бордель и самостоятельно отправился туда. В гостиной имелся бар, где можно было выпить. Вы не обязаны были идти с девушкой, если не хотели этого, но сами девушки были замечательными, миловидными и находились в разной степени наготы. Никто не навязывал свои услуги, все было очень культурно. Вы пропускали стаканчик, потом выбирали одну из девушек, и если оказывались довольны ее услугами, то могли в следующий раз снова обратиться к ней. Разумеется, иногда приходилось долго ждать, потому что она была занята с другим клиентом.

В Голливуде я сделал массу фотографий девушек в мотелях с водяными матрасами, расположенных на бульваре Вентура. По телевизору в номерах показывали порнофильмы — это было очень эксцентрично и совершенно не похоже на то, что я видел в Париже.

В 1957 году я также работал для берлинского журнала «Constanze», чтобы иметь достаточно денег для жизни в Париже. Это был не первый раз, когда я вернулся в город своего детства. Еще до нашего отъезда из Австралии я купил Джун книгу Кристофера Ишервуда «Прощание с Берлином». Мы остановились в пансионе, похожем на тот, что был описан в книге, и замечательно провели время в городе, посещая ночные клубы, бары, рестораны и кафе. Тогда я обошел вновь все места своего детства и берлинские трущобы.

Помню свои визиты в бары, кабаре и пивные, где я сделал много снимков во время своих частых поездок в Берлин. Там был «Chez Nous» — безумный бар для гомосексуалистов с великолепным представлением среди публики. Там была «Ким Новак», обладавшая поразительным сходством со своим прототипом; она пела и танцевала, а в финале срывала с себя лифчик и парик и оказывалась миловидным белокурым юношей. Там была знойная «Марлен Дитрих» во фраке и с цилиндром на голове, ростом под два метра и с глубоким хриплым голосом. Кого там только не было! Я обычно заходил в бар, пропускал несколько стаканчиков, пропитывался настоящей греховной атмосферой Берлина и болтал с актерами между выступлениями. Однажды я взял с собой Джун, и она пришла в ужас, когда увидела мои фамильярные отношения с этими людьми.

Работа в «Constanze» была очень тяжелой. Нас отпускали из фотостудии после рабочего дня, только к вечеру, так что это в чем-то напоминало мои школьные дни. Редакция журнала занимала весь верхний этаж большого дома на Курфюрстендамм. В помещении фотостудии раньше находилась мастерская скульптора; все модели и фотографы имели маленькие комнатушки по соседству и часто спали на рабочем месте. Мы платили за комнаты номинальную сумму, вроде пятнадцати дойчмарок за ночь, а завтрак и ланч подавали прямо в студию. Это было просто ужасно, как в казарме.

Нас не выпускали из студии, пока мы не выполняли нашу норму по съемке невероятного количества платьев, которых с каждым днем становилось все больше и больше. Это было настоящее рабство. Когда мы заканчивали дневную работу, только тогда нам разрешали выйти из студии и развлечься в городе.

Почему я не занимался рекламой? Я не только не знал, как находить клиентов, но и с самого начала понимал, что для того, чтобы стать известным модным фотографом, нужно поработать в редакциях крупных журналов. Я не смог бы прославиться, занимаясь рекламой, но, работая редакционным фотографом, я приобретал определенную репутацию и знал, что это залог успеха в долгосрочной перспективе.

Здесь Джун проявила свою волю и выдержку. Она не говорила: «Иди и заработай побольше денег, чтобы мы могли покупать мясо». Она прекрасно понимала мои устремления, мое желание стать великим, модным фотографом. Так или иначе, как я уже говорил, когда человек выбирает фотографию, он делает это не с целью заработать состояние.

Я не признавал студийную работу. Мне очень не нравилось снимать в студии, но когда мы работали над коллекциями haute-couture (высокая мода) (фр.), нам не разрешали выносить платья для съемок в музеи, парки или на улицы. Это было еще до наступления эры телевидения. Лишь телевидение смогло преодолеть запрет, наложенный Палатой высокой моды в Париже на публичный показ новых коллекций haute-couture. Знаменитые кутюрье не без оснований опасались, что их парижские творения будут скопированы производителями дешевой одежды.

Я укутывал девушек в белые простыни и тайком отводил их в парк Тюильри, где с большими предосторожностями фотографировал модели haute-couture. Жизнь была прекрасна, но мне никак не удавалось заработать достаточно денег, чтобы сводить концы с концами.

В 1960-х годах у меня начались неприятности с щитовидной железой, что привело к нескольким ужасным приступам в общественных местах. Я худел с каждым днем. Знакомые задумывались, сколько мне осталось жить. Меня шатало, как тростинку. Люди полагали, что я сижу на наркотиках, а врачи были уверены, что у меня рак. Однажды Сьюзен Трейн, редактор американского журнала «Vogue», послала меня к доктору Жану Даксу, который сразу же поставил правильный диагноз и меньше чем за полгода вылечил меня. Жан стал нашим другом и пришел на помощь в другой трудный момент моей жизни, как и Сьюзен Трейн.