Автобиография для отдела кадров. Отчет о проделанной жизни

– Нужен! Тепловые ловушки в кадр не попали, – буркнул Прокопыч. – Пионер «отъехать» не успел. Надо повторить.

Летчики получили задание, и мы снова приготовились их встречать.

На этот раз я решил орать во весь голос, когда самолеты будут пролетать мимо, – все равно никто ничего не услышит. А мне – какая-никакая разрядка. И в нужный момент я заорал:

– Улыбайтесь! Вас! Снимает! Неработающая! Камера!

Я сделал трансфокатором удачный отъезд и «поймал» в кадр все тепловые ловушки, выпущенные самолетами, – точно салют на День Победы.

– Ну что? Экран покажет?

– Ничего он не покажет!

Через неделю кадр переснимали, но уже с вертолетами. Ничего не поделаешь – «проявка запорола», «брак кинопленки», бывает…

А однажды в командировке, это было в Севастополе в декабре месяце, мы с Прокопычем разыграли помрежа Петрову, очень любознательную девушку. Началось это, по-моему, на борту большого противолодочного корабля «Красный Кавказ», где мы тогда проводили съемку очередного эпизода. Я, как всегда, был у Прокопыча ассистентом кинооператора.

Любопытная Петрова увидела у меня в бумажнике солидную пачку денег, когда я доставал оттуда пятьдесят рублей, которые некстати попросил у меня взаймы Прокопыч.

– Откуда у тебя столько денег? – удивилась Петрова.

В бумажнике было шестьсот рублей, которые я получил прямо перед командировкой в кассе взаимопомощи – «на цели приобретения горных лыж и сопутствующего инвентаря». Так уж получилось, что экспедиция на Черноморский флот в декабре месяце стала для меня полной неожиданностью: вместо желанных хлопот по спортивным магазинам и катания на лыжах с подмосковных гор мне была уготована веселая командировка…

– Откуда столько денег? – переспросил я и подумал про Петрову: простота хуже воровства, даже сказать ей нечего; как она только ухитрилась деньги в бумажнике разглядеть?

Вместо меня, даже не задумываясь о последствиях, ответил Прокопыч.

– Он их этой ночью в рулетку выиграл, – сказал он, не моргнув глазом.

– Да, – подтвердил я и добавил уверенным тоном, за которым уже прятался дикий хохот: – В Турецкой слободке!

Глаза Петровой, что называется, вспыхнули.

– Правда? – спросила она у Прокопыча, как у старшего товарища, заслуживающего большего доверия, чем какой-то ассистент.

– Вот те крест! – подтвердил Прокопыч. – Этому балбесу повезло. А я проигрался. Теперь, вот, одалживаюсь.

В подтверждение он помахал перед носом Петровой зеленой купюрой с портретом вождя мирового пролетариата и спрятал ее во внутренний карман пиджака. Как настоящий балбес, которому крупно повезло, я скромно потупился и промолчал. Началась съемка, и Петрова отстала от нас – побежала хлопать своей хлопушкой, а мы с Прокопычем встали за кинокамеру.

«Экран покажет!», – сердито говорил Прокопыч иным бестолковым режиссерам, когда они напрягали его буквально после каждого отснятого кадра:

– Ну как, Николай Прокопьевич? Получилось?

В тот раз после съемок к нам подошел вальяжный Мацуль, наш режиссер.

Прокопыч сидел на яуфе – ящике упаковки фильмов – и разбирал кинокамеру: резиновой грушей продувал фильмовой канал и обтюратор, кисточкой смахивал оставшиеся пылинки, протирал замшевой тряпочкой объективы и рассовывал их по гнездам в операторском кофре.

Я возился с отснятым материалом: разряжал в зарядном мешке последние кассеты, компостировал и упаковывал пленку в черные пакеты, рассовывал пакеты по банкам, клеил на них соответствующие этикетки и писал заказ-наряды для цеха обработки кинопленки.

– Ну как? – поинтересовался Мацуль у Прокопыча и, опережая его традиционный ответ, торопливо спросил: – Экран покажет?

Вместо ответа Прокопыч отвернулся от режиссера и засопел в свой орлиный простуженный нос. Он всегда так делал, когда сильно раздражался – то есть, весьма часто, потому что режиссеры нашей киностудии что называется «доставали» его своей непроходимой тупостью.

Из-за спины Мацуля выглянула Петрова.

– А вы меня с собой возьмете, Николай Прокопьевич? – спросила она.

Режиссер удивленно глянул на Петрову, потом посмотрел на Прокопыча и поинтересовался с прищуром:

– Это куда еще?

– Никуда! – резко сказал Прокопыч и мотнул головой. – Иди уже, начальник, не стой над душой!

Когда режиссер ушел, Петрова снова подкатила к Прокопычу, но тот зыркнул на нее так, что она даже рта открыть не посмела.

– Ты чего язык распускаешь? – тихим голосом спросил Прокопыч, заговорщицки кося глазом в мою сторону. – Знаешь, что за это может быть?

Опустив голову, Прокопыч посмотрел на нее исподлобья «страшными глазами». Петрова стушевалась и глянула на меня, ища поддержки, но не нашла и вконец поникла.

– Иди, Петрова, – строгим голосом сказал я. – И смотри: никому! Клянешься?

Петрова молча кивнула, серьезно сдвинула брови и с видом соучастницы гордо понесла нашу общую тайну с корабля на берег…

Наше веселье продолжалось почти весь оставшийся съемочный период.