Автобиография Дмитрия Раевского. Сокровище чаши

дверь, и из избы вышла женщина лет пятидесяти, немного грузная, но не дряхлая. Подперев

руками бока, она посмотрела в небо перед собой, и мне показалось, что она видит меня. Посмотрев

немного, она покачала головой, как бы желая сказать: «Вот что делается-то, а?»

Я хорошо рассмотрел её лицо и мог бы узнать его позже.

Но тут из окружающего меня воздуха вдруг стали образовываться прозрачные смерчи.

Сначала я не обратил на них внимания, но очень быстро они набрали такую силу, что стали уже

влиять на меня, и с каждой секундой всё сильнее.

Вдруг оказалось, что это и не смерчи вовсе, а бесплотные духи воздуха и что сила их велика, и вот

уже они подхватили меня и потянули вниз. Мое бесплотное тело оказалось очень даже плотным

для них: они нашли в нем и руки, и спину и, заломив руки за спину, поставили меня на колени… И

всё это было в воздухе!

Я почувствовал себя совершенно обездвиженным, был не в силах даже поднять голову, и в этот

момент началась белиберда, которую я даже и понять не мог. Через мои скулы и уши хаос этих

воздушных тварей стал проникать в меня, как бы волнами захлёстывая сознание. Это не было

похоже на воду - скорее на подключённые к коже электроды, через которые поступает довольно

сильный электрический ток. Слабый, чтобы причинить боль, но сильный, чтобы затопить собой

сознание. Он как бы слепил и глушил, подавляя способность осознавать окружающий меня мир.

Чем сильнее были потоки, тем ниже мы опускались. Уже давно пройден был уровень земли, а мы

всё ещё погружались в какое-то подземное царство.

И вот душа моя достигла дна, тени продолжали держать меня в согбенном состоянии.

По наивности я обратился ко всем, кто, в моём представлении, мог бы мне помочь: к матери, к

8

друзьям… Их лица были видны мне как бы через окна, покрытые изморозью декабрьской ночи. Но

взгляды их скользили по мне, не в силах меня заметить, не говоря уже о том, чтобы помочь.

Тогда я попробовал освободиться от пут. Довольно много усилий пришлось приложить, чтобы

встать ровно и посмотреть прямо. И что же?

Передо мною образовался как бы коридор, высотой около четырех-пяти метров, - узкий проход, где по бокам молочно-белесые смерчи исполняли свой танец похитителей, продолжая волнами

вторгаться в моё сознание, но уже не ослепляя меня полностью.

Я попытался идти, и каждый шаг вызывал сопротивление, как если бы приходилось идти в реке

против сильного течения. Но я не оставлял попыток и немного продвинулся вперёд.

И вот передо мною возникло нечто, очень напоминающее дракона или змея-Горыныча из русских

сказок. Эта жирная тварь сидела на тропе, на моём пути. Голова у нее была одна, зато длинный

хвост с копьеобразным отростком на конце готов был ударить меня, если я приближусь слишком

близко.

Я ещё не успел понять, в чём дело, как голос этого зверя раздался в моей голове:

- Теперь ты мой!

«Ничего себе цветочки! - подумал я. - Какой-то ископаемый жирный зверюга говорит на русском

языке, да ещё и ухмыляется, подлюга!»

Надо было что-то делать. Не мешкая особо, я перекрестил его крестным знамением. Этот троглодит

только рассмеялся мне в лицо. Несмотря на звероподобную внешность, вёл он себя как очень

наглый и самоуверенный человек, явно осознающий свою безнаказанность. Что верно, то верно, кто ж его накажет, если всюду только его слуги выплясывают смерчами вокруг тропы?

Меня это здорово задело. Этот уродец реально меня разозлил.

Вдруг сбоку, справа от себя, я увидел Серафима Саровского, как я видел его на иконе в одном

небольшом храме в Нижнем Новгороде. Стоя вполоборота, Серафим олицетворял спасение, и сам

вид его придал мне такие нечеловеческие силы, что даже внешность моя вмиг переменилась. На

поясе появился меч. Откуда? А бог его знает - откуда-то взялся. Глядя на себя, я увидел, что, вместо

каких-то серых лохмотьев, разорванных бестелесными стражами, на мне появилась белая льняная

рубаха до колен, с орнаментом по краю рукавов, по вороту и по низу. Рисунок напоминал каких-то

птиц. Всё это я увидел в мгновенье ока, но меч приковал моё внимание паче других перемен. Не

раздумывая, я выхватил его из ножен и мечом перекрестил гадину, как прежде крестил рукой.

Что-то переменилось в настроении змея, нечто вроде «Ого…» издал он и изготовил свой хвост для

удара.

Мой напор и возмущение духа были, видимо, так велики, что меч наполовину превратился в факел, то есть держал я его за рукоятку, но начиная с середины поток огня вырывался из стали; вместе с

тем, и птицы на моей рубахе стали огненно-алыми.

Движения тоже приобрели качества стремительности огня, и вот я уже рядом со змеем, и отрубаю

ему кусок хвоста, преграждающий мне путь вперёд. Огонь меча прошёл сквозь тело змея легко, как

сквозь туман, и змей, не успев даже удивиться как следует, испарился, как дым на сильном ветре.

Мощь движения привела к тому, что тропа стала подниматься вверх, а стены -мельчать в высоте.

Вот уже они мне по плечо, вот - уже по колено.

И вот я уже выше их.

И что же?

Передо мною открылась удивительная картина: глубокий, без дна, ров отделял меня от того берега, где всё было как в песне Б. Гребенщикова:

Под небом голубым