Автобиография Иисуса Христа

Мне нравится слово «Галилея», в нем есть музыка. Если произнести его где-то в египетской пустыне, среди раскаленных красно-бурых скал, сразу увидишь, как прохладная волна озера отходит, обнажая разноцветные влажные камни. Тень пальм, зелень, белые крыши. Мне нравится слово «аллилуйя» – это самая короткая и красноречивая молитва на свете; слово «шадаим»[25] вдохновляет меня, сочетание его звуков – это статное тело гордой идумейки с длинными смоляными косами. Когда уже не было сил бежать от грохочущих колесниц и всадников фараона, всего лишь произнося такие слова, Иосиф и его дети обретали надежду – дул восточный ветер, и молниеносный гнев Божий испепелял египтян, как солому.

Аврелию было плевать на еврейское Предание, плевать на великий и сокровенный еврейский язык, ставший основанием, на котором держится перевернутая пирамида всего мира, и ему было плевать на меня. Вряд ли он принес мне благую весть, вряд ли пришел ко мне как равный к равному. Так почему я должен был радостно идти ему навстречу?

Оступаясь на каменистом берегу, префект приблизился ко мне.

Послышались возмущенные голоса:

– Вот гордец! Даже не встанет.

– Обнаглевший бродяга.

– Видать, мандрагоровых яблок объелся…

Могучая фигура префекта Аврелия в скомканной ветром белой тоге надвинулась на меня, как снежная глыба. Нас обступила его свита.

Я посмотрел на его мясистое лицо с длинным носом, похожим на клюв, и приготовился к тому, что меня наконец отправят в тюрьму, вспомнив или придумав для этого повод, и мне стало грустно от того, что еще так недавно жители Кафарнаума считали меня своим врачом и лучшим другом.

– Йесус, я не стал бы тратить время на то, чтобы идти к тебе, я просто гулял по берегу, чтобы проветриться, – сказал префект.

– Рад тебя видеть, добрый человек, – ответил я и улыбнулся.

Когда мне приходилось общаться с неприятным человеком, я всегда улыбался, и у меня получалось выглядеть искренне, потому что я в этот момент просто воображал что-нибудь смешное – какую-нибудь старую шутку. Или что мой собеседник – большой ребенок, которого надо успокоить.

По лицу Аврелия было заметно, что ночь он провел навеселе. Он был даже еще не вполне трезв.

– Люди волнуются, считают тебя преступником, – продолжал он.

– Кто эти люди? – уточнил я.

– Например, раввин синагоги Авдон, – префект ухмыльнулся. – Ладно, признаюсь, мне безразличны Авдон и его страхи, смешна вся ваша религия, но есть распоряжение, из которого следует, что я должен заключать в тюрьму и предавать суду тех, кто собирает вокруг себя толпы.

– Где же ты видишь толпу, Аврелий? – спросил я. – Я сижу тут один.

– Ты сидишь один, потому что твои подручные бродят по городу, и один из них, кажется, по имени Симон, попытался украсть курицу. Он уже наказан за это. Ты пришел сюда со своим сбродом, чтобы воровать? – Глаза префекта сверкнули. – Не получится. Хотите остаться в городе – работайте. Лишние руки нужны на мыловарне. Или будет худо.

На этом разговор закончился, и префект удалился.

Вскоре на берегу возле нашего амбара появился Симон, прихрамывая, с разбитым распухшим носом, и я подумал, что курицу надо было воровать Иуде, у него такие вещи получаются лучше. Да и воровство ли это в полном смысле? Я абсолютно уверен, что Симон пытался лишить курицы какого-нибудь толстосума, тем самым, может быть, подтолкнув его ко спасению. Разве можно спастись, если тебя ничего не огорчает? Никто из нас никогда не отнимал у человека последнее, никогда не обижал нищего или ребенка. Наоборот, когда у нас были деньги, мы всем помогали. А тут – какая-то жалкая курица. Да она сама добровольно пришла бы к нам, если бы имела ум.

Глава 13 Посланник

Кафарнаум остыл ко мне, только несколько местных женщин иногда помогали – приходили за советом и несли еду: яйца, овощи, еще что-нибудь. Одна из них даже согрела меня прохладной ночью, благо ее старый муж уехал на праздник к родственникам в Вифсаиду. Мы по-прежнему жили в амбаре на берегу, соседствуя с вяленой рыбой, которая наводила на размышления о том, не напоминает ли загробное вместилище для человеческих душ амбар на берегу вечности, где они, пропитанные солью страстей, висят длинными рядами в ожидании трубного гласа. Но если не пробуждается рыба, то вряд ли, будучи пойманными в сети смерти, проснемся и мы.

Префект нас больше не беспокоил, хоть я и не подумал направить усилия своей крохотной общины на варку мыла. Это омерзительная работа. Мыловарня находилась на холме в пяти стадиях от города, и ветер иногда доносил оттуда смрад гниющей плоти. Для варки мыла использовались трупы животных. Мне было понятно желание префекта отправить нас туда, ведь от продажи мыла он получал доход. Аврелий поставил мыловарение на широкую ногу и сам изобрел несколько новых рецептов кафарнаумского мыла с добавлением амброзии, мирры и можжевельника, оно даже было разным по цвету: красное – с соком финикийского яблока, желтое – с шафраном, голубое…