Автобиография Иисуса Христа

– Нет, я плохой отшельник и ленивый молитвенник, – засмеялся я. – Не хочу затворяться с вами в пустыне. Вот если бы вы одолжили мне свои книги… Впрочем, ладно. Всё изучить нельзя, а я знаю уже столько врачебных методик и рецептов, что вряд ли успею до конца жизни испробовать всё на деле. Да и люди, бывает, противятся – например, давно хочу выяснить, действительно ли помогают при болях в печени экскременты козла, растворенные в оксикрате[56], но никто не хочет это пить. А сколько лекарств можно приготовить из мертвых змей!.. Но камень – такая сложная материя, и я склоняю голову перед вашим искусством.

– Да, мы знаем тайны камней, – скромно улыбнулся Охийя, – но даже самый сильный камень бесполезен, если не нашел нужных слов. Любое вещество, которым мы пользуемся, только предлог к исцелению, а главная сила заключена в словах. Врачеватель-ессей дает больному человеку снадобье, а потом берет его за руку, погружает в сон и вычеркивает болезнь из его сознания, после чего исцеляется и тело. Врач убирает болезнь, как лишнее слово. Мы счастливы, потому что живем в гармонии с природой и друг с другом. Мы знаем имена ангелов, они записаны в наших книгах вместе с заклинаниями и стихами. Мы не делаем никому зла, не пользуемся клятвами, не носим украшений, а все вещи у нас общие. Но беда вот в чем: каждый год в месяц хэшван, когда все мы постимся и молимся о дожде, с неба падает буква [57] и убивает одного из наших братьев. Она всегда попадает несчастному прямо в голову, и смерть от нее мгновенна, голова брата разбивается, как яйцо, потому что эта буква очень тяжелая, сделана из материала, похожего на синий металл, который светится в темноте. Взять ее в руки невозможно, она горячая, и поэтому кто-то из нас хватает проклятую букву длинными клещами и сбрасывает в глубокий пересохший колодец, на дне которого лежат уже шестьдесят семь таких букв. Ночами из него устремляется в небо яркое синее сияние, и мы со страхом ждем месяц хэшван, пытаясь разгадать, кто станет очередной жертвой. Мы пользуемся астрологией, гадаем на внутренностях птиц, изучаем состав наших имен, но ничто не дает результата, а если нельзя вычислить будущую жертву, нельзя и предотвратить ее гибель. Что делать?

«Да, подумал я, этот старый ессей не так-то прост… Может быть, он и соврал насчет буквы, падающей с неба, но у них действительно кто-то умирает каждый год внезапной смертью, я даже слышал об этом».

– Скажи, Охийя, как именно вы поститесь перед началом дождей? – попросил я.

– Во время поста мы почти не принимаем пищи, сокрушаемся о своей немощи, плачем, но главное – мы молчим, – ответил старик. – Мы закрываем ворота, и в эти дни никто не может попасть в обитель. Иногда больные умирают у ворот, но мы непреклонны, потому что любовь к Богу – это главное, а все остальное – мираж, и если мы не будем соблюдать заповеди, то потеряем себя и погибнем. Однажды во время поста к нам приехал богатый юноша по имени Иоазар, любовник самого тетрарха Авилинеи Лисания. Дело было в том, что Иоазар внезапно начал слепнуть и ничто ему не помогало. Он устремился к нам, но приехал к самому началу поста. Он был с большой свитой – охраной и слугами. Сначала умолял нас, потом угрожал, но мы не пускали его к себе, хотя и могли, наверное, вылечить. Сидя за каменными стенами, мы молились в безмолвии. Вскоре Иоазар уехал и, говорят, ослеп. Такова наша любовь ко Всевышнему, Йесус. Мы непреклонны в благочестии. Но почему Бог позволяет падать с неба смертоносной букве? И как этого избежать?

Слушая Охийю, я задумался о судьбе Иоазара. Отверг ли тетрарх своего ослепшего возлюбленного? Гладко выбритого, с подведенными сурьмой глазами и намазанной белилами кожей, но слепого? Или наоборот – это печальное обстоятельство распалит страсть, ведь некоторые люди завязывают друг другу глаза во время эротических игр. Наслаждению часто мешают зубы, волосы и ногти, и, может быть, зрение тоже лишнее в этом деле? Зачем глаза, если ты полностью растворен в любовнике? Вероятно, следует всецело отречься от своего тела, чтобы наконец поймать сладострастие за хвост. А еще я удивился последовательности кумранских отшельников. Бесчувствие они смогли превратить в инструмент борьбы с легкомыслием, но их равнодушное упорство явно не удовлетворяло Бога, и падающая буква была знамением, которое я сразу же прочитал, не понимая, почему кумранцы не смогли истолковать его в течение шестидесяти семи лет.

– Сейчас объясню тебе, в чем дело, следуй за мной, – сказал я.

Мы встали, и я подвел старца к южной стене синагоги, освещенной солнцем. По пути я поднял с дорожки кусочек угля и написал им на белом мраморе стены слово

[58]

– Охийя, прочитай то, что ты видишь, – попросил я.

– Небо, – ответил старик.

– А теперь представь, что сейчас месяц хэшван, время первых дождей. И вот – буква Коф упала с неба и убила кого-то, – сказал я, плюнул на эту букву и стер ее. – А теперь скажи, Охийя, какое слово осталось?

Охийя молчал, изумленно разглядывая слово

[59]