Настанет эпоха, когда я буду говорить с живыми на языке мертвецов и меня поймет каждый. Огненная река, исходящая из-под Престола славы, остынет, я открою двери семи отделений Авадона, раздвинутся горы тьмы, и оттуда наконец выпорхнут, как пасхальные горлицы, души грешников, потому что давно пора положить этому конец. «Редеет облако и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет», – сказал Иов, ослепленный рвением во что бы то ни стало угодить своему очумевшему Богу, но это мы еще посмотрим: если ветер переменится, облако станет черно-синей тучей, огромной гематомой, из которой хлынет красный дождь, и каждый нечестивец и беззаконник будет ловить живительные капли обожженным ртом. Я утолю собой их жажду.
Нет, все это смешно.
Об этом думал я, когда шел с учениками из Кафарнаума в Хоразин, где Матфей отыскал для нас новое пристанище – в доме двух добрых сестер. Они были старыми девами, живущими за счет большого хозяйства, доставшегося по наследству. Владели фруктовыми садами, полями, где росла прекрасная пшеница, которой славится Хоразин, и еще у них было несколько мельниц. Множество батраков из окрестных селений работали на сестер.
Матфей умело очаровал их, наговорил небылиц про меня и нашу компанию, и они жаждали увидеть Йесуса, бродячего учителя из Нацерета.
Мы шли налегке, потому что почти не имели вещей. Я был рад оставить амбар, где провел столько времени. Было бы грустно остаток жизни просидеть в амбаре. Мы покинули город тихо, никому ничего не сказав, и я рассчитывал, что некоторое время буду избавлен от больных и нищих, искавших меня в Кафарнауме.
Жаль, здоровые и богатые не имеют нужды во враче, общаться с ними веселее и выгоднее.
Накануне Венедад из Гергесы несколько раз присылал ко мне своего слугу, требуя вернуть десять статиров, и, оставив Кафарнаум, мы на время исчезали с глаз этого корыстолюбца, не постеснявшегося требовать проценты у меня – такого же, как он, еврея.
К тому же, размышлял я, если моя беседа с нагидами не убедила их в моей невиновности и Священный суд постановит взять меня под стражу, духовные власти тоже будут сперва искать меня в Кафарнауме. Да, Хоразин недалеко, всего в двух поприщах, но это могло меня спасти, потому что слухи часто опережают тех, кто присвоил себе право вершить суд Божий, – я мог бы успеть убежать.
По дороге навстречу нам проехала женщина на осле. Она сидела боком, свесив ноги на одну сторону, и даже не посмотрела на нас. Как и многие еврейки, она была приучена к скромности, как собака к своему месту. Меня всегда раздражало такое поведение женщин, стыдящихся поднять взгляд на незнакомца. Они живут бессловесно и тихо, мечтая разве что о новом платке или серебряном колечке, но зачем нужна такая жизнь? Они бесконечно рожают детей, как кошки, и думают, что это поможет им обрести вечность, но нет, это одна из самых горьких иллюзий – видеть в детях продолжение себя, ведь еще никому не удалось переселиться в тело своего ребенка, а потом в тело внука и так далее. Кумранские отшельники справедливо полагают, что, умножая плоть, мы лишь умножаем скорби, но их нерациональная серьезность не позволяет им наслаждаться женщинами. Глядя на эту еврейку, я вдруг подумал, что когда-нибудь ослы станут механическими. Сделанные из металла, они не будут нуждаться в кормежке и упрямиться, но женщины, стыдясь раздвинуть ноги, все равно будут ездить на них только боком.
Удивительно! Сверкающий бронзовый осел, способный перевозить огромный вес… Я поделился этой мыслью с учениками, но они смущенно молчали, решив, что я сказал безумную вещь. Иуда с тревогой взглянул на меня, пытаясь понять, не перегрелся ли я на полуденном солнце. Но реальность всегда еще более непостижима, чем наши пылкие предположения, поэтому когда-нибудь механическими станут не только ослы, но и люди. Ведь это лучший способ получить воинов, которые не боятся смерти и не требуют жалованья. Вот только как наделить их рассудком? Этот вопрос не менее интересен, чем методика приручения драконов в трактате Аристея Старшего «О пространственных местах». Да, мысленных многоголовых бестий можно укротить и заставить служить себе с помощью обрядов и силы воли, можно даже перекрашивать их из зеленого в красный цвет и обратно, но они изначально способны думать, а как вдохнуть разум в головы металлических воинов? Очевидно, для этого нужны человеческие жертвоприношения…
Хоразинские сестры хорошо встретили нас. Рыжие, веселые и добродушные, склонные к приятной полноте, они были подобны старым мехам с новым вином, которое еще бродило, и это было замечательно. Обеим было под пятьдесят, но они каким-то образом сохранили свежесть – может быть, потому, что возле эротического огня, который они воплощали, до тех пор не удавалось погреться никому из мужчин, хотя они часто привечали у себя гостей: проповедников, странствующих мудрецов и целителей. Сытая беззаботная жизнь оставляла им время на то, чтобы искать истину.
Старшую звали Гита, а младшую – Тали.
Тяжелые ставни на окнах их прекрасного дома спасали от жары.