Автобиография Иисуса Христа

Каменный, в два этажа, с пристройками – это был один из лучших домов Хоразина, хоть и стоял на самой окраине, сразу за ним с южной стороны начинался огромный ухоженный масличный сад, принадлежащий сестрам. Такое расположение дома мне нравилось тем, что по саду, случись чего, можно было легко убежать и укрыться среди окрестных холмов, ведь я так и не знал, что решили священники после беседы в синагоге Кафарнаума. В любой час за мной могла прийти стража.

В холодных подвалах дома хранилось множество продуктов: запасы муки, сыра, колбас, вин и прочего.

Гита была не такой миловидной, как ее младшая сестра, но понравилась мне больше. Чтобы не обидеть младшую и не заставить ее ревновать, я не выдал этого чувства и был одинаково обходителен с обеими, по крайней мере первое время.

Сестры позволили нам расположиться на втором этаже. Одну комнату, с большим окном в сад, занял я с Иудой, а вторую – остальные ученики.

В доме была прислуга. Богатые сестры подарили нам возможность пожить в достойных условиях. Но взамен я каждый день ублажал их беседами и вообще веселил как мог.

Ученики в те дни находились рядом со мной, потому что в этом чудесном доме у них появилось все необходимое и не надо было скитаться по окрестным селениям в поисках случайного куска хлеба. Каждый вечер в просторной комнате на первом этаже мы устраивали долгую трапезу. Слуги сооружали нам ложа, расставляли на ковре угощения, и комната превращалась в резиденцию, где все слушали меня с благоговением, а я, сидя под медным светильником в виде головы сатира, рассказывал им истории из Писания, объясняя загадочные места. С помощью слов я поднимал учеников и двух наших хозяек к небу на крыльях пророков, я вел их через века: законодатель Моисей отверзал для нас море, чтобы мы вышли из ненавистного Египта; на наших глазах Йешаяху с помощью молитвы убил несколько тысяч ассирийцев и возвратил тень на десять ступеней назад, подчинив своей воле само солнце; на наших глазах Йехезкеля побили камнями за то, что он свидетельствовал о приходе мессии…

Тяжелая дубовая дверь дома была заперта на железный засов, на улицах Хоразина сгущалась тьма, а в комнате с белеными стенами было уютно: горели лампы, на расписных блюдах лежала хорошая пища, и добрые старые девы вздыхали, слушая меня, вытирали слезы, когда оскорбленный левит резал ножом свою наложницу на двенадцать частей, и смеялись, когда ослица говорила рассвирепевшему Валааму человеческим голосом: «Что я тебе сделала, что ты бьешь меня вот уже третий раз?»

Слуга приносил из подвала двуручный сосуд с охлажденным фасосским вином, я наливал его в кубки и чувствовал себя счастливейшим из симпосиархов. Правда, в отличие от эллинских мастеров застолья я никогда не портил вино водой. Вино можно размешивать только старым густым вином, чтобы улучшить вкус молодого.

У нас было коровье масло и хлеб из первосортной муки, ягнятина, копченая рыба, выдержанный сыр и вяленые оливки; птица, тушенная в козьем молоке. О, если бы души людей так же легко усваивали мудрость мира, как их тела усваивают пищу! Тогда бы не было обид и недоразумений, войн и ревности, пусть даже священной.

Гита полюбила меня. Слушая мои истории, она подолгу мечтательно смотрела на меня, приоткрыв рот, в котором виднелись белые и крепкие, как у юной девушки, зубы.

Вскоре благодаря нам обе старые девы перестали быть девами, но избавить их от старости мы были не в силах. От старости избавляет только смерть.

Но мы разожгли огонь, который они гасили в себе столько лет! Они стали настоящими рыжими бестиями в постели, и это было прекрасно. Это было гармонией двух женщин и шестерых мужчин – им хватало нас, а мы были полностью удовлетворены ими.

Следует упомянуть, что у Гиты было больше веснушек на щеках и носу – эта деталь мне кажется исключительно важной, ведь по количеству и расположению звезд можно найти дорогу к дому, если он существует, а по веснушкам на личике немолодой пылкой женщины – путь к недолгому счастью. В свое оправдание добавлю, что счастье вообще не бывает долгим. Не правда ли?

Жаркими ночами я склонялся над Гитой, запустив пальцы в ее густые рыжие волосы, и целовал в губы, касаясь кончиком языка двух ее прекрасных верхних зубов, а потом она скакала на мне, будто парфянский катафракт[63], осыпая все вокруг стрелами своей страсти. Когда у меня кончались силы, ее ублажали ученики, в том числе Матфей, этот старый мешок с навозом тоже изголодался по мускусной женской плоти. Иногда после разгульной ночи я просыпался в обнимку с Тали (ее лоно было чуть уже, и стонала она чуть громче), а иногда – в обнимку с родным Иудой. Меньше всего забавлялся с сестрами Филипп, но это было понятно: тот, кто однажды распробовал тесный зад юноши, всегда найдет повод выскользнуть из женских тенет. Он часто вспоминал Иону, улизнувшего от него любовника, и проклинал эллина, с которым тот сбежал.

Глава 29 Деметрий