Автобиография йога

Попрощавшись с Анантой, мы с моим другом вскоре оказались перед жемчужиной Агры – Тадж-Махалом. Белые мраморные стены, сверкающие на солнце, представляют собой воплощение чистой симметрии. Их идеально дополняют темные кипарисы, шелковистая лужайка и неподвижная вода. Интерьер украшен кружевной резьбой, инкрустированной полудрагоценными камнями. Изящные венки и завитки замысловато складываются из мрамора коричневого и фиолетового цветов. Свет из купола падает на гробницы императора Шах-Джахана и Мумтаз Махалль, королевы его царства и его сердца.

Но довольно осматривать достопримечательности! Я тосковал по своему гуру. Вскоре мы с Джитендрой уже ехали на поезде на юг, в Бенгалию.

– Мукунда, я не видел свою семью несколько месяцев. Я передумал. Возможно, позже я навещу твоего учителя в Серампуре.

Мой друг, которого можно мягко охарактеризовать как человека с непостоянным характером, покинул меня в Калькутте. На местном поезде я вскоре добрался до Серампура, расположенного в двенадцати милях к северу.

Трепет изумления охватил меня, когда я осознал, что с момента встречи в Бенаресе с моим гуру прошло двадцать восемь дней. «Ты придешь ко мне через четыре недели!» И вот я с колотящимся сердцем стою во дворе его дома, расположенного на тихой Рай-Гхат-лейн. Я впервые вошел в обитель, где мне предстояло провести лучшую часть последующих десяти лет в компании индийского Джьянаватара, «воплощения мудрости».

Глава 12 Годы, проведенные в обители моего Учителя

– Ты пришел, – сухо и холодно приветствовал меня Шри Юктешвар, сидя на тигровой шкуре, расстеленной на полу гостиной с балконом.

– Да, дорогой Учитель, я пришел, чтобы стать вашим последователем, – опустившись на колени, я коснулся его стоп.

– Как это возможно? Ты не выполняешь мои пожелания.

– Такого больше не повторится, Гуруджи! Ваше желание будет для меня законом!

– Так-то лучше! Теперь я могу взять на себя ответственность за твою жизнь.

– Я охотно передам вам это бремя, Учитель.

– Тогда вот моя первая просьба: я хочу, чтобы ты вернулся домой к своей семье. Я хочу, чтобы ты поступил в колледж в Калькутте. Тебе следует продолжить образование.

– Будет сделано, господин, – я скрыл свой испуг. Неужели докучливые книги будут преследовать меня на протяжении многих лет? Сначала этого хотел Отец, теперь Шри Юктешвар!

– Когда-нибудь ты отправишься на Запад. Его обитатели будут более восприимчивы к древней мудрости Индии, если у чужеземного учителя-индуса будет университетское образование.

– Вам виднее, Гуруджи, – мое уныние прошло. Упоминание о поездке на Запад показалось мне странной, несбыточной мечтой, но мне было жизненно необходим о порадовать Учителя послушанием.

– Калькутта находится недалеко отсюда. Приезжай ко мне, когда появится свободное время.

– Если возможно, я буду приезжать каждый день, Учитель! Я с благодарностью принимаю ваше наставничество во всех аспектах моей жизни… но при одном условии.

– И каком же?

– Что вы обещаете открыть мне Бога!

Гуру должен состоять в очень близких отношениях с Творцом, чтобы обязать Его появиться!

За этим последовала напряженная дискуссия длиною в час. Учитель не может кривить душой или легкомысленно отмахиваться, когда дает слово ученику. Подтекст, содержащийся в клятве, открывает широкие метафизические перспективы. Гуру должен состоять в очень близких отношениях с Творцом, чтобы обязать Его появиться! Я чувствовал единение Шри Юктешвара с Богом и был полон решимости, как его ученик, использовать свое преимущество.

– У тебя требовательный характер! – затем Учитель милосердно дал согласие: – Пусть твое желание будет моим желанием.

Сомнения, с самого детства терзающие мое сердце, развеялись. Туманные поиски Бога – то здесь, то там – подошли к концу. Я нашел вечное прибежище в истинном гуру.

– Пойдем, я покажу тебе мою обитель, – Мастер поднялся с тигровой шкуры, служившей ему ложем. Я огляделся и с удивлением увидел на стене портрет, украшенный веточками жасмина.

– Лахири Махасайя!

– Да, это мой божественный гуру, – голос Шри Юктешвара дрожал от благоговения. – В своем величии как человек и йог он превосходил всех других учителей, которых мне когда-либо доводилось знать.

Я молча склонился перед знакомым портретом, устремив душевное почтение к несравненному мастеру, который, благословляя мое младенчество, направлял мои шаги до этого часа.