Автобиография Юкити Фукудзавы как репутационный ресурс

Общество эпохи Токугава было жестко стратифицировано. Основными сословиями (в порядке их значимости) объявлялись самураи, крестьяне, ремесленники и торговцы. Самураи — это элита, крестьяне поставляют самое главное для общества — пищу, ремесленники производят для него полезные вещи, а торговцы — это род паразитов, которые живут перепродажей того, что уже создано другими. Господствующая идеология была такова, что воспитывала у элиты презрительное отношение к деньгам и счету, что находило свое выражение и в практической политике, и в ежедневных обыкновениях. Землевладельцам, принадлежавшим к воинскому сословию, запрещалось покупать и продавать землю — можно было лишь обменять один участок на другой. Настоящему самураю надлежало не касаться руками денег. Юкити Фукудзава свидетельствовал: когда его отец отправил детей к учителю и тот начал занятия вовсе не с грамоты и каллиграфии, а с арифметики, отец немедленно отказался от услуг этого учителя, ибо счет — это умение торгаша, а не благородного самурая. О невежестве самураев в финансовых вопросах свидетельствует и другой рассказанный Фукудзавой случай. Перед отправкой сёгунской миссии в Америку (1867) один из ее членов пожелал обменять свои командировочные на доллары, однако счел недавно изменившийся обменный курс невыгодным для себя и сказал меняле, что у того наверняка есть доллары, купленные по более низкой цене, выразив желание купить именно эти «дешевые доллары» (с. 169–170).

Что до самого Фукудзавы, то он вовсе не чурался денег, хотя и был воспитан в семье, соблюдавшей строгие самурайские порядки. С самого детства деньги были его заветной мечтой. Когда старший брат Санносукэ как-то спросил, чего ему хочется добиться в жизни, юный Юкити ответил: стать самым богатым человеком в Японии. Санносукэ был приверженцем традиционного образа мыслей. Слова Юкити возмутили его — как возмутили бы почти любого самурая того времени, — и он устроил Юкити жесткую выволочку. Сам Санносукэ так определил свое кредо, не имевшее ничего общего с корыстолюбием: «Быть верным сыном, братом и слугой сюзерену до конца жизни». Чтобы подчеркнуть верность своим принципам, Санносукэ даже высказал решимость стать приемным сыном в другой семье (распространенная практика того времени) и беззаветно служить другим родителям — план, вызвавший недоумение передового Юкити: с какой стати угождать людям, которые не являются кровными родственниками (с. 13–14)? Он и своим родственникам служить не стал, покинув мать и племянницу.

Санносукэ не удалось убедить Юкити, что деньги — вещь грязная. Овладев кое-какими ремесленными умениями, Юкити стал понемногу зарабатывать, о чем он пишет с нескрываемой и почти «американской» гордостью. Впоследствии именно Фукудзава ввел в японский оборот высказывание «время — деньги». Конечно, обедневшим самураям случалось не брезговать приработком, но физический труд они считали занятием крайне унизительным и никогда не хвастались умением что-то делать своими руками. Руки самурая были предназначены только для того, чтобы сжимать эфес меча. Рука же молодого Фукудзавы сжимала то столярный инструмент, то бутылку с саке, с которой он беззастенчиво выходил на прогулку. Осуждающие взгляды не волновали его: «Ведь это мои деньги. Я не своровал их. Что же постыдного в том, что человек покупает себе что-то на свои собственные средства?» (с. 11).

При режиме Токугавы у Юкити не было никаких шансов сделать карьеру: он не был первым сыном в семье, а потому все наследственные привилегии полагались старшему брату. Отец собирался отдать младшего сына в буддийские монахи — так поступали многие родители, поскольку на успешную светскую карьеру могли рассчитывать только первенцы. Даже став главой семьи, Юкити оставался мелким и бедным самураем. Однако упразднение сословий в 70-х годах XIX века изменило ситуацию: теперь путь наверх был открыт и для него. Благодаря своей фантастически активной публицистической и просветительской деятельности Юкити Фукудзава сумел добиться широчайшего общественного признания. По мнению самого Юкити, этому способствовало его скептическое отношение к традициям, их демонстративное нарушение, вызывавшее оцепенение у многих современников. Автобиография была призвана поддержать его репутацию «крутого старца».