Автобиография. Старая перечница

О том, чем должен заниматься мой литературный агент, я написала в эпилоге к его книге. Теперь же займусь ею вплотную. Это правда, что мы с ним проговорили много-много часов — по-дружески, ведь я напрочь забывала о включенном диктофоне. В этих беседах я признавалась, не отдавая себе в том отчета, в таких вещах, о каких ни за что не смогла бы написать. О пронзительно личных и страшных вещах, например о болезнях и смерти. О таком я запретила писать, и пан Тадеуш уважил мое желание. То же, что меня компрометирует, выставляет в невыгодном или смешном свете, — пусть остается. Смешное, но не трагичное, как о непослушном ребенке или о собаке в Советском Союзе… Если бы я решилась написать трагедию, при чтении которой никто не смог бы удержаться от слез, у меня набралось бы материала предостаточно. Но я ничего такого писать не желаю. Зачем добавлять горя в нашу жизнь, и без того переполненную кошмарами?

Я ЗА жизнь, а не ПРОТИВ нее.

А обо всем остальном я разрешила написать, пусть оно и будет мне в ущерб. Вот только не представляла, какая же белиберда из этого получится.

Теперь понимаю — не следовало делать такого интервью, в котором я говорю все якобы сама. Нет, я и вправду все это наговорила, пан Тадеуш просто пересказывает меня, но в этом-то и состоит самая большая ошибка. Правда, прочтя в моем пересказе собственную книгу, уверена, пан Тадеуш опротивеет сам себе. Ведь и в нашем мире, как и в античности, продолжают свою многотрудную миссию эринии, богини мести, хотя, возможно, действуют деликатнее, чем встарь.

Итак, если уж кому-то захотелось (в данном случае пану Тадеушу) обо всем рассказать, то надо было писать от себя. А то, читая его книгу, я через каждую страницу впадаю в отчаяние — неужели я и в самом деле все это говорила, ведь я вовсе не такая, какой предстаю со страниц книги пана Тадеуша.

Ладно, давайте пройдемся по тексту.

Уже само начало свидетельствует о том, что пан Тадеуш мои «Автобиографии» прочел невнимательно. Все, о чем он упоминает, я описала сама. И описала совсем по-другому, нормальным для себя языком. Ему следовало бы вызубрить на память мои признания, заучить наизусть, как стихи, и не ломать себе голову, пересказывая затем своими словами и приводя меня в бешенство. Если уж собрался кого выпотрошить, будь добр хотя бы честно прочитать все написанное жертвой.

Только вот что удивляет. Как это пан Тадеуш выдержал мои бесконечные повторы? Ведь я же без конца повторяюсь, и он это делает вслед за мной, только своими словами, о боже!

Вообще-то начало не так уж меня раздражает, я имею в виду форму, а вот ошибки по существу непростительны. Правду написал, что мы болтали, попивая красное вино, прописанное мне кардиологом. Врач, помнится, имел в виду рюмочку, ну от силы две, но никак не бутылку. С другой стороны, рюмка рюмке рознь, у меня есть и такие, что полбутылки поместятся. И вообще, кто сказал, что я напиваюсь вдрызг?! Насколько я помню и насколько могу доверять своим друзьям, то в состоянии подпития я запросто могу и сболтнуть чего не следует, скажем, проговориться о каком секрете, но вот измышлять несуществующее я не буду, для этого надо бы упиться до потери сознания, чего со мной никогда не случалось. Под хмельком я могла бы признаться в каких-нибудь своих сомнениях, опасениях, но уж выдумывать всякие глупости… Очень прошу, без преувеличений.

Да, текст пана Тадеуша я подписала, стеная в глубине души и постаравшись снять хотя бы самые большие несообразности. Он безнадежно перепутал людей, годы и место действия, оговорив не только меня, но и сотрудников с моей бывшей работы, приписав мне взрывы интеллекта, хотя вряд ли можно даже подобие интеллекта обнаружить у той бабы, что предстает из его книги. Пан Тадеуш на собственном опыте не испытал, что за жизнь была в ПНР в далекие теперь годы. Тогда он был слишком мал и мало что понимал. В результате, собрав обрывки моих воспоминаний, он соединил их воедино, насадил на собственное представление о тогдашней жизни и получил нечто, напоминающее знаменитый роман Оруэлла, над которым изрядно потрудились очернители той эпохи.

Если бы пан Тадеуш все чуждые и непонятные ему по причине возраста глупости писал от себя — пожалуйста, я бы слова не сказала. Но ведь из текста следует, что это я все наговорила! Да никогда в жизни! То, как он описывает жизнь в сороковые и пятидесятые годы, не имеет ничего общего с реальностью, все было по-другому. Я рассказывала о них с ностальгией, со слезами, старалась передать атмосферу того времени. И НЕ МОГЛА я ее так передать, как в книге пана Тадеуша!

Кстати, не мешало бы пану Тадеушу прочесть огромный роман Тырманда «Злой»[4] о Варшаве тех времен, а не мою «Автобиографию».

Никогда я не кичилась своим якобы благородным происхождением, не было такого. Была начитанна — да, образованна — да, умела и любила работать. Но после войны многое из этого стало доступным всем, так по какому же праву я стала бы против этого протестовать?