Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Редозубов признавал, что на районной партконференции он «истерил». «Относительно характеристики томского окружного комитета <…> ».

2 марта 1926 года Редозубов прибег к официальному ритуалу покаяния:

Независимо от решения контрольной комиссии по моему делу, считаю партийным долгом заявить следующее:

1. Я признаю свою ошибку относительно оценки в таком тоне факта посылки телеграммы окружным комитетом.

2. Целиком признаю неправильность в оценке линии работы окружного комитета и громких фраз в письме[122].

Редозубов знал, что против него имеются показания свидетелей. («Кто? Мне томская контрольная комиссия не сказала».) Фамилия подавшего заявление по его желанию могла остаться неизвестной для ответчика. Партийная инструкция гласила, что заявления должны рассматриваться предварительно следователями, причем в случае необходимости они могли вызвать лицо, передавшее информацию, на короткий разговор.

В обвинительном акте, который предъявили Редозубову, «„свидетели“ не привели ни одного факта, свидетельствующего мою неустойчивость. Поскольку это дело касается моей характеристики как партийца, я прошу запросить таковую от всей рабфаковской ячейки (как от организации, в которой я провел 3 года), а не от отдельных членов таковой, которые, как увидим дальше, дают неверные фактические сведения».

Редозубов отрицал обвинение в «крайней невыдержанности», якобы подтвержденное протоколом районного собрания от 12 января 1926 года. Он привел выписку из своего выступления на этом собрании с критикой Майорова. «Здесь не полно и не точно записано, но и даже здесь поэтому можно ли заключить о „крайней“ невыдержанности? А еще факты? Показания свидетелей. Что тогда ведь они должны давать были факты, а не свидетельские голословные утверждения».

Действительно, составление характеристик, положительных и отрицательных, было базовым механизмом выявления сущности коммуниста, что было тонким искусством. «Я» человека скрыто, неуловимо, что требовало умения двигаться между фактами и их интерпретацией. Оценка душевного настроя коммуниста зависела от реконструкции его биографии и наблюдений за ним в повседневности. Тут не было места «субъективизму». Наоборот, герменевтика задействовала весь арсенал марксистской психологии.

Оппозиция была состоянием души, а Редозубов отрицал, что ему присуща такая склонность.