Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Редозубов коснулся той части доклада, где Майоров говорил о международном положении. «Не верю также, что в международной обстановке нет революционной ситуации, – заявил Редозубов. – Против этого свидетельствуют события в Китае и Марокко». В Южном Китае, где действовало гуанчжоуское правительство Сунь Ятсена, национально-революционные силы добились крупных успехов: был создан единый национальный антиимпериалистический и антимилитаристский фронт на базе сотрудничества Коммунистической партии Китая (КПК) и партии Гоминьдан, с помощью СССР было образовано ядро революционной армии, одержаны победы над контрреволюционными силами в Гуандуне. Редозубов не сомневался, что все это способствовало появлению непосредственной революционной ситуации, которая после событий 30 мая 1925 года в Шанхае (движение «Тридцатого мая») переросла в революцию. Проходящая в то же время война Испании и Франции против берберского эмирата Риф, созданного в результате восстания в Северном Марокко, и серия тяжелых поражений европейских сил тоже свидетельствовали, по мнению Редозубова, что настало время решительного наступления на мировой колониализм. «Также сомнительные утверждения докладчика, что СССР приглашают в Лигу Наций, так как Локарнский договор есть союз Западных государств не против Америки, а против СССР». Не соглашаясь с осторожной «формулировкой» секретаря окружкома по внешней политике, Редозубов выдвинул оппозиционный «лозунг войны».

Шейн пытался остудить его пыл: «Во время районного собрания при докладе о съезде, когда Редозубов хотел выступить против Майорова, я ему сказал, что этого не нужно делать на этом докладе, т. к. это могут объяснить как выступление за оппозицию», но Редозубов был неудержим: оппозиционер всегда оппозиционер. На самом деле, как уверял Дубасов, Редозубов вербовал сторонников в ряды «Новой оппозиции»:

– Как относится Редозубов к оппозиции XIV съезда и не старался ли склонить на свою сторону ребят?

– Мне кажется, что он болтает, воображая себя порядочной личностью – если не историческим человеком. Участие его в обоих оппозициях я объясняю этим же. Что он за оппозицию Зиновьева, сомневаться нельзя, хотя он это отрицает, но опять-таки начиная с хорошего, он по обыкновению кончает или словами оппозиции, или еще худшими мудрствованиями. <…> Он говорил, что его возмутили нелитературные выражения Майорова, а мне кажется, что он хотел показать те якобы допущенные Майоровым противоречия, а особенно резкость в выражениях, о чем, мол, сам Майоров не компетентен.

Политические качания Редозубова рассматривались в совокупности со способностью следовать внутрипартийной дисциплине. Заявив о себе в ходе дискуссии как о критике аппарата, он обращал внимание на худшие черты своего коммунистического «я». Если он был готов самозабвенно критиковать всех вокруг, считая свой авторитет выше авторитета партии, то как с таким человеком можно было строить новую жизнь? Резкость в дискуссии отражала проблемы в повседневной жизни – не случайно Редозубов злоупотреблял алкоголем. Характер и политическая позиция сливались воедино.

Редозубов страдал манией величия. Он мнил себя теоретиком и идеологом, то есть агитпропом в одном лице. Не райком или окружком, наделенные авторитетом ЦК, должны были анализировать материалы съезда, а сам Редозубов: «После собрания <…> Редозубов предлагал нашей группе заняться проработкой XIV партсъезда и историей классовой борьбы (Ленинизм)».

Годами отрабатываемый метод разбора решений вышестоящих партийный органов – «проработка» – был краеугольным камнем политической работы в партии. «Демократический централизм» предполагал, что низы будут не просто повиноваться верхам, а принимать решения верхов как свои. Детальное обсуждение решений пленумов ЦК и партийных съездов на собраниях первичных ячеек Томска должно было убедить коммунистов в их правоте и целесообразности. Не следует путать «проработку» с «промывкой мозгов» – большевики боялись начетничества, знаний, основанных на механическом, некритическом усвоении прочитанного.