Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2

«Обстановка для исправления и для работы ячейки создана», – заявил Брусникин[415]. Никакой дискриминации в отношении Кутузова и его сторонников не было и нет. Более того,

…значительному ряду товарищей дана ответственная работа среди общественных организаций:

Камсков – предпрофкома железнодорожников и студенческий представитель в правлении института;

Матвеев – член предпрофкома металлистов, член райкома металлистов и кандидат [в члены] общевузбюро;

Курков – студенческий представитель в деканате, кандидат бюро ячейки мехфака, член союза металлистов;

Горбатых – председатель ревизионной Комиссии райкома металлистов, председатель НТК;

Уманец —член городского студенческого бюро;

Задирака – член тресткома Всероссийского союза рабочих металлистов;

Казанцев – член студенческого комитета;

Филатов – член райсовета безбожников;

Беляев – уполномоченный по займу по СТИ;

Гриневич – обществовед техникума и уполномоченный по перевыборам горсовета;

Кутузов – инструктор по производственной практике[416].

Все дело было в правильном балансе. «Я никогда не говорил, что нужно подрывать авторитет бывших оппозиционеров, – уточнял Кашкин. – Но я говорил, что в выдвижении бывших оппозиционеров на руководящие посты нужно быть осторожным. В Бюро не было линии травли оппозиционеров». «Иногда ячейка допустит бывших оппозиционеров к работе, а потом спохватится и начинает снимать, – комментировал Курков. – По-моему, Брусникин правильно говорит, что до работы их не надо допускать, и это будет напоминать ему о необходимости перевоспитания». Многие восстановленные в партии жаловались на «неблагоприятную обстановку для работы».

«Зажим», «травля» – так они описывали отношение партбюро к себе. «Я в работе зажима не чувствовал, но иногда было что-то такое», – неопределенно выразился Курков. «Создана ли нормальная обстановка для бывших оппозиционеров?» – спрашивал Лопаткин. «Не создана. Обстановка не нормальная. Имеется травля. Если даешь рекомендацию какому-нибудь студенту рабочему с большим производственным стажем, то ее партийная организация вычеркивает. Не везде принимают предложения», идущие от бывших оппозиционеров. «Ряд товарищей был отведен из бюро, т. к. [они] были оппозиционеры», – отмечал Кутузов. Созданная обстановка «не дает работать сознательно пришедшим в партию товарищам». А вот Горбатых одобрял логику аппарата, сам «чувствовал», что его выбор в бюро преждевременен, «политически не верен»[417]. Он не избежал отрицательной характеристики: говорилось, что после восстановления он продолжает «доказывать отдельным товарищам в общежитии правоту оппозиции. В отношениях с товарищами груб. <…> По принципиальным политическим вопросам своих взглядов не высказывает», к тому же убегает в академическую работу[418].

Менее известный нам сторонник Кутузова, И. В. Румянцев, получил партвзыскание. «Чистильщиков» 1929 года его двойственность устраивала еще меньше: «свою принадлежность к троцкистской оппозиции отрицал по формальным признакам, между тем на чистке, на вопрос, „где брал нелегальную литературу“ ответил, что „товарища, у которого брал литературу, выдавать не намерен, так как давал ему товарищеское честное слово не выдавать“». Только когда Румянцеву напомнили, что за сокрытие он подлежит немедленному исключению, он назвал фамилию нарушителя. Если прибавить к этому грехи Румянцева в любовной сфере – крутился с троцкистскими девушками, – то понятно, почему партбилет пришлось отнять[419].