Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2

Спектр душевных переживаний оппозиционеров был широк. Не все шли по пути Гольмана с Кагановичем, а аналогов Самарцу найти практически невозможно. Были и оппозиционеры, которые отказывались вернуться в лагерь большинства. Их называли «неотошедшими», они оставались в ссылках и политизоляторах. Децисты отказывались каяться напрочь. Их не покаявшийся лидер, В. М. Смирнов, был сослан в Березово (Уральская область), где его поселили на квартиру к информатору органов по кличке Колчак[233]. Так как оказалось, что Смирнов продолжает распространять крамолу, 29 января 1930 года Особое совещание при коллегии ОГПУ приговорило его к трем годам тюремного заключения; содержался он в Суздальском политизоляторе особого назначения. Придерживаясь не менее радикальных взглядов и призывая к повторной революции, на этот раз против верхушки ВКП(б), второй лидер децистов, Т. В. Сапронов, в конце 1931 года обобщил свои мысли в работе под названием «Агония мелкобуржуазной диктатуры», которой суждено было остаться в черновике. На основании анализа классиков марксизма Сапронов говорил о существовании в те годы «эксплуатации рабочего класса, допускаемой бюрократией». В стране, по его мнению, наступил «своеобразный уродливый госкапитализм»; «называть такое хозяйство социалистическим, значит делать преступление перед рабочим классом и дискредитировать идеи коммунизма»; «рабочий класс как творец новой жизни, как сознательный строитель социалистического общества не существует. Он снова превратился в наемного раба – в производстве, и в политически бесправного – в стране»; «всякое выступление в защиту интересов рабочего класса клеймилось как шкурничество, вредительство и пр.»; «на XV съезде под прикрытием „левых“ лозунгов был совершен гос[ударственный] переворот против пролетариата». В партию Сапронов возвращаться даже не думал и с отошедшими от оппозиции «разговаривать не желал»[234]. Ближе к нашему материалу: при встрече между Иваном Голяковым и Марией Ивановой, когда-то грозным лидером сибирских леваков, в январе 1930 года в Томске зашел среди прочего разговор об отступничестве Раковского и Радека. «Я читал у нее письмо в ЦК Раковского, подписанное многими оппозиционерами, – свидетельствовал Голяков. – Она называла это письмо капитулянтским и считала, что группа децистов ведет правильную политику»[235].

В отношении таких оппозиционеров, как Смирнов или Иванова, Москва не собиралась бездействовать. Циркуляр за подписью В. М. Молотова от 26 сентября 1928 года требовал предпринять в отношении «подпольных антипартийных и антисоветских группок» решительные меры «революционной репрессии»[236]. С начала 1928 года было арестовано около 3–4 тыс. человек, в октябре 1929 года – еще около 1 тыс. человек (в больших центрах), в январе 1930 года около 300 арестов было произведено в Москве. Затем последовали еще аресты в преддверии майского XVI съезда партии. По подсчетам оппозиции, общее число репрессированных за январь 1928 – август 1930 года составило около 10 тыс. человек, причем к этому числу нужно прибавить членов семьи и ближайших родственников арестованных[237]. Особое совещание при коллегии ОГПУ СССР осудило к заключению в политизоляторы (бывшие каторжные тюрьмы) в 1928 году 49 человек, в 1929 году – 434 человека, из них многие были «троцкистами»[238]. В 1931 году в силу вошла новая инструкция по агентурной разработке «антисоветских и контрреволюционных элементов», согласно которой в отделах ОГПУ была учреждена единая форма оперативного учета: агентурное дело, дело-формуляр, учетная карточка. Все лица, подлежащие учету и разработке, делились на группы «А» (основной учет) и «Б» (предварительно-вспомогательный учет). На оперативный учет по литере «А» брались лица, подозреваемые в «активной антисоветской деятельности», среди них все члены ЦК небольшевистских партий, заметные оппозиционеры. На всех них составлялись дела: на одиночек – дела-формуляры, на группы или отдельных лиц, вокруг которых группировались «антисоветские элементы», в том числе корреспонденты Троцкого, сосланные в отдаленные районы, – агентурные дела. На учете по литере «Б» состояли те, о ком сведения поступали впервые и подлежали проверке. На этих лиц заводились только учетные карточки, а компромат находился в рабочих делах агентов, содержащих их донесения. В случае подтверждения подозрений и получения дополнительной информации о продолжении оппозиционной работы на контингент по литере «Б» заводились дела-формуляры либо агентурные дела, что было чревато переводом учитываемых в категорию «А». Из проходивших по литере «А» с учета могли снять только тех, кто соглашался стать негласным сотрудником органов безопасности[239].