Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2

Процедуру партийной чистки 1929 года Г. Е. Зиновьев проходил 6 октября 1929 года в своей первичной парторганизации – в Москве, в центральном аппарате Центросоюза, где он руководил Культуправлением, в это время практически номинально. Протокол чистки Зиновьева немедленно попал в Замоскворецкую контрольную комиссию ВКП(б), откуда ее так же немедля переправили «т. Мельцеву», сотруднику ЦК[246]. Циркуляция документа в ЦК была неофициальной: письмо из контрольной комиссии в ЦК не имело входящих реквизитов и даже даты, для секретной переписки был использован стандартный бланк указания контрольной комиссии в адрес рядовой ячейки партии. В руководстве ЦК документ изучали: на бланке стоит карандашная виза «т. Молотову. Л. Каганович» – Замоскворецкий райком был именно в его подчинении. Все выступления на чистке фиксировались двумя сменами стенографисток, в ЦК пошла неправленая версия стенограммы: большинство фамилий выступавших были просто пропущены, текст полон опечаток и даже озаглавлен некорректно: «Программа заседания по проверке коммунистов ячейки Центросоюза»[247]. Тем более интересен документ: на нем Зиновьеву, по существу, впервые с 1927 года предстояло рассказывать о своей политической биографии не в узком кругу партийных вождей, а в случайно подобранной аудитории рядовых коммунистов, работавших в аппарате союзного кооперативного движения.

Чистка, которая закончилась для Зиновьева успешно, была очень изнурительным процессом: судя по объему стенограммы, она продолжалась не менее пяти-шести часов, в основном говорил сам Зиновьев. Скорее всего, заседание продлилось весь рабочий день, без перерыва. Временные ориентиры задал именно Зиновьев, сам запросив на вступительное автобиографическое выступление два часа – впрочем, на деле он выступал несколько короче. Председатель (его имени в стенограмме нет) формально представил Зиновьева: родился в 1883 году, еврей, родной язык русский, основная профессия – профессиональный революционер, в партии состоит с 1901 года, окончил высшее учебное заведение. Партийным взысканиям подвергался[248].

Более всего автобиографическая часть выступления Зиновьева напоминала лекцию о самом себе и своей роли в истории партии: начинал партийный вождь с того, что приступил он к партийной деятельности в возрасте 18 лет «на Юге в Елисаветграде, нынешний Зиновьевск», – уже с первых слов оратор пояснил, что украинский город, переименованный в его честь, несмотря на все его ошибки, никто переименовывать обратно не собирался. Исторический обзор своей деятельности он начинал с главного козыря, отлично известного всем присутствующим: уже в третьем предложении Зиновьев рассказывал, при каких обстоятельствах он познакомился с «В. И.» (разумеется, Лениным) – и следующие полчаса они оба в речи Зиновьева будут неразлучны, «мы» в речи всегда означало «Ленин, я и другие товарищи». Здесь выступление было умеренно приправлено некоторыми мелкими и интересующими рядовых партийцев деталями: «Затем мы приехали в Питер в так называемом „запломбированном вагоне“, который на самом деле не был вовсе запломбированным, <…> мы собрали Циммервальдскую, левую [конференцию], <…> война застает нас недалеко от Кракова в Галицийской деревушке»[249].

Впрочем, это была не вполне каноническая справка по истории партии: Зиновьев регулярно останавливался на том, сколь часто до 1917 года группа, объединенная Лениным, находилась в меньшинстве в самых разных ситуациях. Меньшевики в РСДРП «с известным злорадством пустили нас на первое заседание Питерского совета „посмотрите“. Действительно, мы посмотрели. Громадный зал, вмещающий до 4.000 человек, а нас маленький отряд – человек 70»[250]. Летом 1917 года, в изложении Зиновьева, положение большевиков всегда было на волоске от разгрома, июльское выступление большевиков, не имевших численного преимущества, было случайностью и эксцессом[251].

Здесь Зиновьев и признал для целей чистки свою первую «коренную» ошибку – выступление против ленинской редакции Октябрьского переворота: «Я считал, что восстание в данной обстановке преждевременно, что мы можем быть разбиты». Зиновьев открыто признавал: даже после 25 октября он считал, что «все-таки удастся создать правительство всех социалистических партий», и его не беспокоило такое вопиющее сомнение в истинности марксистского учения о диктатуре пролетариата – в зале, видимо, не ожидалось наличие слушателей, способных поймать оратора на этом. С Ильичом, который критиковал его, но не отверг, Зиновьев расстается в начале 1918 года, когда правительство во главе с Лениным уезжает в Москву, а для самого Зиновьева «начинается <…> специфический ленинградский период работы».