Автограф

Был еще посетитель, который тоже раздражал. Звали его Виталием Лощиным. Насколько Ситников был на виду, настолько Виталий Лощин был не на виду, не проявлял себя никакими заметными поступками. Но Леня чувствовал заложенное в нем огромной силы давление. Ситников утомлял, Виталий подавлял. Леня с тоской подумал: не хватает только, чтобы пришел Виталий. Он должен сегодня принести расширенную подпись под стоп-кадр. Недавно в «Молодежной» завели рубрику «Стоп-кадр».

По закону подлости Леня встретил Виталия в вестибюле: тот снимал в раздевалке дубленку.

— Мы же договорились на вторую половину дня? — и Виталий наставил на Леню большие квадраты очков.

— Надо ехать. Задание, — пробормотал Леня, хотя договорились, он вспомнил.

Леня никогда не врал, поэтому испытывал невероятный стыд за свои слова. Лощин, постоянно пребывающий на страже своей особы, это тотчас распознал.

— Я привез готовую работу.

— Оставь у Зины.

Лощин передернул плечами.

— Не считаешь меня за приличного автора? Почему? Я делаю любезность, выполняя твои мелочи.

— Сам не отказываешься. Извини.

— А ты долго еще будешь гонять меня по «Стоп-кадрам», «Турнирным орбитам», «Коротким строкам», «Гори-гори ясно»? Жду настоящей работы, и я ее получу. Я ворвусь. Не пластилиновый мальчик — меня не сомнешь.

Лощин круто повернулся и, весь модный, уверенный — от высоких ботинок до оправы очков, — пошел к редакционному лифту.

Леня тупо, безвольно постоял и повернул тоже к лифту.

Критик Вельдяев, когда обедал в клубе, старался выбрать столик свободный. Не только чтобы сидеть одному и комфортабельно наслаждаться клубной кухней — хотя ел он комплексный обед стоимостью в один рубль, — но и с постоянной надеждой: вдруг ненароком подсядет кто-нибудь из нужных и процветающих. Сегодня рядом с Вельдяевым плюхнулся за столик без всяких церемоний Вадим Ситников. Подозвал знакомую официантку (незнакомых официанток у Вадима вообще нет):

— Тоже комплексный, джан.

— И все?

— Все, джан. Бедствую. Дни у меня не малиновые.

Официантка тут же вернулась с тарелкой супа.

— Не люблю ничего комплексного, — изрек Ситников, приступая к супу. — Не люблю и синхронное плавание — опять вместе и одно и то же. Соразмерность. Совокупность.

Вельдяев ускорил свой обед — ни о какой комфортабельности думать не приходилось.

— Я за протопопа Аввакума и его протопопицу, — продолжал Ситников. — Писал на дне ямы босой и одинокий. Писать надо на дне ямы, босым и одиноким. Стойкость духа от этого, пламенность. Книги живота вечного. Пушкин Парижа не увидел. Вы, Дементий Акимович, держите в уме поездочку в Париж? В пагубные его чертоги?

Вельдяев уже не ел, а поглощал обед. Ситников небрежно выгреб ложкой остатки супа. Вздохнул. Показал жестом официантке, что готов к продолжению трапезы.

— Знаете, у кого замечательная протопопица? У Артема Николаевича Йорданова. Она его из любой ямы вытащит.

— Вы непоследовательны в рассуждениях, — буркнул Вельдяев.

— Ну да. Верно. Не заметил. Ну, скажем так — втащит. Что значит, вы — аналитический ум. Достойно, праведно и сугубо. — Ситников принялся за второе блюдо, которое ему принесли. — Ходил в газету, предлагал произведение — не предложилось. Третью попытку спалил, а высоту не взял. Какой вид спорта предпочитаете? Бег трусцой?

— Простую ходьбу, — сдержанно ответил Вельдяев.

— Просто ходить в литературе — дорогое удовольствие. Просто, как ходит рыба в воде. Ходить в литературе надо с опаской и не думая о вас, критиках. Как солдат старается не думать о госпитале.

Уж тебя-то прежде всего надо положить в госпиталь, — подумал Вельдяев, допивая компот. Компот из сухофруктов — вершина комплексного обеда.

— Послушайте, купите у меня пиджак, — вдруг сказал Ситников, вкладывая в голос максимальную расположенность. — Замша. Антилопа. Сам купил с чьих-то великодушных плеч. Перелицуете — это у нас запросто — и будет ничего еще вещица. Прямой силуэт.

— Дохожу жизнь в своем пиджаке, собственном.

Вельдяев встал, стряхнул с себя крошки. Он всегда обсыпался крошками и всегда — дурная привычка — отряхивался.

— Вы наш промыслитель. Императив. Когда еще метнете критическое копье?

Вельдяев вышел из ресторана с неприятным осадком. Но потом успокоился — ничего, метнет копье.

Теперь бы еще не встретить Васю Мезенцева, потому что Мезенцев тоже обязательно зацепит.

Вельдяев, несмотря на кажущуюся озлобленность, был в принципе вечно обиженным существом, подозревающим всех в преднамеренном его ущемлении. Искренне от этого страдал. И только совсем немногие щадили больное самолюбие Вельдяева, не шутили над Вельдяевым, и одним из таких людей был Степан Бурков. Поэтому, когда вместо Мезенцева Вельдяев встретил в холле Буркова, искренне обрадовался — встреча сгладит неприятный осадок от дурацкой беседы с Вадимом Ситниковым.

— Когда же займетесь Буниным? — поинтересовался Степан Бурков.

Иван Бунин — тайная страсть Вельдяева. Неоднократно приступал к большой исследовательской статье о нем.