Автограф президента (сборник)

— Вы знали моего мужа? — Мать не могла скрыть своего удивления.

— Знал, дорогая моя Ирина Федоровна, знал! — ответил генерал, отступил на шаг и жестом пригласил нас в кабинет.

Пока мы проходили в его кабинет, генерал обратился к вошедшей в приемную секретарше и распорядился:

— Приготовьте нам по чашечке кофе и не соединяйте ни с кем!

Войдя вслед за нами в кабинет, генерал закрыл за собой дверь и пригласил сесть. Когда мы уселись по обе стороны длинного стола для совещаний, он с укоризной посмотрел на мать и спросил:

— А вы, значит, меня не узнаете?.. Обижаете старого знакомого! Неужели я так сильно изменился?

И, уловив во взгляде матери недоумение, генерал улыбнулся и продолжил:

— Ну ладно, помогу вам: январь тридцать седьмого… Ивана с тяжелым ранением привезли из Испании… госпиталь… Неужели не помните?

По мере того как он напоминал события двадцатипятилетней давности, мать внимательно вглядывалась в его лицо, на котором возраст и все пережитое за минувшие четверть века оставили свои жестокие следы, но так и не смогли потушить блеск карих глаз и приглушить тембр его звонкого голоса.

На лице матери последовательно отразилась целая гамма воспоминаний. Глядя на нее, я просто физически ощущал, как она вспомнила сначала эти карие глаза, потом этот звонкий голос, а потом ее память убрала седину с волос генерала, разгладила на его лице морщины, и перед ней возникло молодое лицо человека, который когда-то был лучшим другом ее мужа.

— Так это вы?! — словно все еще не решаясь поверить давним воспоминаниям, воскликнула мать.

— Я это, Ирина Федоровна! — подтвердил генерал. — Честное слово, я!..

16

Наблюдая эту сцену, я еще, конечно, не мог знать, что моего отца и генерала связывала многолетняя дружба, как не мог знать и многого другого, хотя история знакомства матери с отцом была мне известна во всех деталях по ее многократным рассказам. Но в этой истории не фигурировали ни друзья отца, ни прочие его сослуживцы и знакомые, потому что мать никогда мне не рассказывала, в чем заключалась работа отца, кто был его друзьями в те годы: то ли не знала сама, то ли не считала нужным посвящать меня в некоторые подробности, выходившие за рамки их личных взаимоотношений.

Возможно, обстоятельства, при которых мать познакомилась с генералом, так и остались бы для меня неизвестными, но спустя примерно четыре года у меня состоялась еще одна совершенно неофициальная встреча с генералом, можно сказать, на переломном этапе моей чекистской карьеры, во время которой он рассказал мне многое из того, что связывало его с моим отцом и что было совершенно неведомо моей матери, в том числе и об этом эпизоде в госпитале, где после тяжелого ранения, полученного в Испании, лежал мой отец.

Именно тогда генерал познакомился с матерью, хотя, конечно, в момент этого знакомства ни он, ни она и предполагать не могли, что она станет женой чекиста Ивана Вдовина.

Я постараюсь воспроизвести этот эпизод так, как он мне запомнился со слов генерала.

…Они шли по длинному госпитальному коридору: молодой врач Ирина Киселева в белом халате и белой шапочке, из-под которой выбивались густые пряди темных волос, и рядом с ней тридцатилетний статный мужчина в военной форме и в небрежно накинутом на плечи белом халате.

Военный виновато улыбался, слушая, как «врачиха» сердито ему выговаривает:

— Повторяю, это безобразие, товарищ лейтенант! Сначала ваше начальство приказывает нам сделать все возможное, чтобы спасти Вдовина, а на второй день после операции присылает к нему стенографистку! — Голос «врачихи» буквально дрожал от праведного возмущения. — И так продолжается несколько дней! А Вдовин, между прочим, еще в реанимации!

— Ирина Федоровна, поймите, — как мог, оправдывался военный, — его сведения для нас на вес золота! Дорога каждая минута! Я друг Вдовина и…

— А я его лечащий врач! — перебила его Ирина Федоровна. — И несу ответственность за его здоровье!

У двери реанимационной палаты она на секунду задержалась и строго сказала:

— Даю вам пять минут, и никаких разговоров, которые могут неблагоприятно отразиться на его состоянии!

Она взялась за ручку двери и, глядя на военного снизу вверх, тем же строгим тоном продолжила:

— Если вы не выполните мое указание, я доложу начальнику госпиталя и добьюсь, чтобы все визиты к Вдовину были прекращены до его полного выздоровления! Обещайте мне не говорить с ним о делах!

— О чем же нам тогда говорить? — недоуменно пожал плечами лейтенант госбезопасности.

— Обещайте, или я вас не пущу к больному! — настойчиво потребовала «врачиха».

— Ну хорошо, — сдался лейтенант, — обещаю его ни о чем не спрашивать и говорить с ним только о приятном.

— А конкретно? — недоверчиво спросила «врачиха», несколько удивленная тем, что лейтенант так быстро принял ее условия.

— О вас, например, — с улыбкой ответил лейтенант. — Можно?

— Обо мне можно. — Лицо Ирины Федоровны тоже озарила милая улыбка. — Ну ладно, идите, — великодушно разрешила она и открыла дверь.

Лейтенант госбезопасности вошел и увидел своего раненого друга.