Автограф президента (сборник)

— И давно это случилось? — спросил я.

— На другой день после визита к вам, — не глядя на меня, ответила Вера.

До меня постепенно доходила вся тяжесть ее положения.

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь? — с самым искренним сочувствием спросил я.

— Чем? — Вера посмотрела на меня, и от ее взгляда мне стало не по себе. — Все, что вы могли для нас сделать, вы уже сделали!

Она обошла меня, как обходят дерево или столб, и пошла в сторону троллейбусной остановки…

Больше я никогда не видел Веру, хотя до сих пор не знаю, что помешало мне еще хотя бы раз встретиться с ней и поговорить. Может быть, уверенность в том, что я в любой момент могу с ней увидеться, стоит только этого захотеть, заставляла меня со дня на день откладывать нашу встречу. А может быть, я просто не придал тогда большого значения тому, что так нелепо оборвалось едва возникшее чувство. Если бы знать заранее, как сложится наша жизнь!

С годами я стал верить в судьбу, и иногда мне кажется, что она специально распорядилась тогда таким образом, чтобы навсегда разлучить нас.

Но так мне стало казаться значительно позднее. А было время, когда я был уверен, что безвозвратно потерял нечто гораздо большее, чем просто очередное увлечение.

И когда я понял, что люблю Веру и что ничего уже нельзя поправить, меня охватила глубокая тоска.

Эта тоска жила во мне долго, целых шесть лет, пока в одном из сочинских санаториев я не встретил девушку моей мечты и любовь к ней не заглушила все остальные воспоминания, ставшие с той поры для меня просто частью моей предшествующей жизни.

15

В середине декабря состоялся суд над «энтузиастами».

По оперативным соображениям фамилия технического сотрудника американского посольства, которому Цуладзе, а затем Юденков-младший продали похищенную платину, ни в материалах следствия, ни в ходе судебного процесса не фигурировала. Он упоминался как «неустановленный иностранец» наряду с другими покупателями платины.

Скрыть от широкой общественности одного из основных соучастников преступления оказалось делом несложным.

Составу суда объяснили, что акцентировать внимание на его личности нецелесообразно, так как это может повредить советско-американским отношениям.

С подсудимыми было и того проще: их такой подход очень устраивал, так как в этом случае последняя, наиболее крупная сделка считалась не совершенным преступлением, а всего лишь покушением на него и в «зачет» поэтому не шла.

И только немногие знали, что на самом деле эти оперативные соображения расшифровывались как забота о безопасности американца, согласившегося работать на советскую разведку.

Больше всех, пожалуй, от этого выиграл Хрипаков, поскольку похищенная им платиновая проволока не попала в преступные руки, а была возвращена государству. Естественно, это обстоятельство значительно снижало степень его вины.

Все дни, пока шел судебный процесс, Марина приходила в зал суда и со слезами на глазах смотрела на скамью подсудимых, где в компании с другими обвиняемыми сидел ее муж. На последнем заседании, когда оглашали приговор, ее уже не было: накануне вечером ее отвезли в родильный дом.

И в тот час, когда у нее родилась дочь, суд приговорил четверых подсудимых к различным срокам заключения, а Хрипакова и еще двоих к трем годам условно с возмещением нанесенного государству ущерба.

По окончании процесса группа сотрудников управления, имевших непосредственное отношение к разоблачению преступной группы, и в их числе Осипов и я, были представлены к поощрению.

Но эта первая за время моей недолгой работы в органах госбезопасности награда не принесла мне, как и некоторым моим коллегам, удовлетворения.

Отошли в прошлое те времена, когда о работе того или иного сотрудника или органа судили по количеству арестованных и осужденных. Теперь едва ли не каждый осужденный, особенно по групповым делам, рассматривался как определенный брак в работе, результат несвоевременного получения первичной информации о готовящемся преступлении, из-за чего его и не удалось предотвратить.

Вот и нас не покидало ощущение, что мы сработали плохо, некачественно, не сумев предотвратить преступление, которого могло и не быть, прояви мы больше профессионализма и сумей вовремя получить информацию о намерениях Цуладзе и его ближайших сообщников.

Окажись мы на высоте, все могло бы еще на самой ранней стадии закончиться «задушевной» беседой с организаторами всей этой затеи, а вместо группового дела под многозначительным названием «Энтузиасты» в отчетах управления фигурировала бы заурядная профилактика.

И тогда не было бы семи осужденных и десятков опороченных по собственной глупости людей.

Так закончилась эта в общем-то невеселая, но довольно поучительная история…

А в самом конце декабря в областное управление поступило указание срочно командировать нас с матерью в Москву.

То, что нас вызвали вдвоем, без всякого сомнения означало, что речь пойдет о судьбе отца.

В тот же вечер мы сели в проходящий поезд на Москву.