Читаем Автоквирография полностью

Я подхожу ближе и заявляю, что готов поделиться «самым нездоровым ланчем на свете».

Себастьян вздрагивает, и, пока оборачивается, я молю небеса повернуть время вспять, чтобы я не совершал таких глупостей. В начале этого учебного года девятиклассница сунула мне конверт, потом буквально сбежала от меня. В полном недоумении я вскрыл конверт. На ноги мне посыпались блестки. Петельчатым почерком и целой россыпью стикеров девушка сообщала, что мы с ней созданы друг для друга. Я даже имени ее не знал, пока не прочитал в конце странички: Пейдж, с блестящим стикером-сердечком вместо галки над Й. Лишь тогда я понял, что четырнадцать лет – это совсем детское детство.

Здесь и сейчас, дожидаясь, когда Себастьян заговорит… я превращаюсь в Пейдж, в умирающего от волнения ребенка. Притащить сюда еду вдруг кажется жутким, совершенно инфантильным порывом. Какого черта я сюда приперся?!

Себастьян медленно снимает наушники.

Я чуть не умираю от облегчения. Зардевшиеся щеки Себастьяна говорят мне все, что я хочу узнать.

– Таннер? – Себастьян расплывается в улыбке. – Привет!

– Привет! Я тут…

Взглянув на часы на ноутбуке, Себастьян отмечает очевидное:

– Ты ушел с кампуса.

– Разве не все так делают?

– Нет, не все. – Он снова смотрит на меня с легким недоумением.

– Я… принес тебе ланч. – Я киваю на пакет, который сжимаю в руках. – Но сейчас чувствую себя преступником.

– «Панда-Экспресс»? – уточняет Себастьян, приглядываясь к пакету.

– Ага. Знаю, это полный отстой.

– Полный. Но раз уж ты здесь… – Себастьян улыбается. Другого приглашения мне не нужно.

Я достаю из пакета контейнер с лапшой и контейнер с курицей в апельсиновом соусе.

– Еще креветки есть.

– Нет, курица – это здорово. – Себастьян открывает контейнер, стонет, и я замираю. – Спасибо большое. Я так проголодался!

Бывают моменты, не укладывающиеся в голове настолько, что возникает обоснованное сомнение: «А это не сюр?» Бывает, что подобные вопросы не гипербола и буквально на миг ощущается выход в астрал. У меня сейчас так. Я стою перед Себастьяном, и голова кружится.

– Папа называет такую курицу жирной жирухой, – говорит Себастьян, когда я отодвигаю стул и сажусь рядом с ним.

Я хлопаю глазами, стараясь включить мозги и утихомирить пульс.

– Я не расскажу ему про жируху, если ты сам не расскажешь.

– Он ест ее как минимум дважды в неделю, так что ничего страшного! – хохочет Себастьян.

Себастьян ест жадно, вилкой, а не палочками, и умудряется отправить горку лапши в рот, не испачкав подбородок жиром. Есть в нем что-то от чистюли-аккуратиста: он всегда чистый-аккуратный-причесанный. Я оглядываю себя и гадаю, какое впечатление произвожу. Я не грязнуля, но безукоризненным, как у него, блеском похвастаться не могу.

Себастьян сглатывает и, пока не начинает говорить – проходит секунд десять, – перед моим мысленным взором проносится миллион порнокартинок.

– Зачем ты пришел к нам в кампус? – спрашивает он, ловко подцепляет вилкой кусочки курицы и отправляет в рот.

Себастьян признание из меня выбивает? Или впрямь думает, что я притащился в университет не ради встречи с ним?

– Я был неподалеку, – начинаю я, откусываю креветку и жую, не переставая улыбаться, – вот и заглянул к вам потанцевать и спеть пару песен.

Судя по блеску глаз, Себастьяна не задевает ни что я не из СПД, ни что я посмеиваюсь над его церковью.

– Здорово!

– А тут у вас всегда… какой-то праздник?

– Нет, но хандрить мы не любим.

Я с ухмылкой наклоняюсь к нему.

– Один парень от досады крикнул «Черт тебя дери!».

– Ну, а что еще кричат от досады?

Себастьян снова меня подначивает! Наши взгляды сталкиваются и… намертво склеиваются. Глаза у него зеленовато-ореховые с темно-карими вкраплениями. Ощущение такое, что я очертя голову сиганул с обрыва – прыгнул в воду, не зная броду.

Наконец Себастьян поворачивается к контейнерам с едой.

– Прости, что я так внезапно сбежал в тот день.

– Ничего страшного.

Вроде бы тема закрыта, но то, как Себастьян прячет глаза и как заливается румянцем, красноречивее некуда.

Черт подери, между нами впрямь что-то происходит!

Снизу слышится зычный голос взрослого мужчины:

– Здравствуйте, брат Кристенсен!

Доносится вежливый ответ брата Кристенсена, потом оба уходят из атриума, и эхо голосов постепенно слабеет.

Осененный догадкой, я поворачиваюсь к Себастьяну.

– Погоди, ты уже первосвященник?[25]

– Нет, – отвечает он, нервно сглотнув.

– Себастьян Бразер[26]. Значит, ты брат Бразер, брат Брат!

Вот так класс!

Себастьян улыбается, забавляясь моим приколом.

– Всю жизнь ждал эту шутку. Наши прихожане слишком вежливые, чтобы ее озвучить.

Что огонек в его глазах означает сейчас?

– Ты меня подкалываешь!

– Ага! – Кажется, что Себастьян улыбается еще шире, а когда начинает смеяться, у меня замирает сердце. – Но ведь мне лучше, чем Лиззи, которая сестра Бразер, или сестра Брат!

– Она считает это смешным?

– Мы все так считаем. – Себастьян делает паузу и пару секунд разглядывает меня, словно это я для него загадка, а не наоборот, потом снова принимается за ланч.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лучшие речи
Лучшие речи

Анатолий Федорович Кони (1844–1927) – доктор уголовного права, знаменитый судебный оратор, видный государственный и общественный деятель, одна из крупнейших фигур юриспруденции Российской империи. Начинал свою карьеру как прокурор, а впоследствии стал известным своей неподкупной честностью судьей. Кони занимался и литературной деятельностью – он известен как автор мемуаров о великих людях своего времени.В этот сборник вошли не только лучшие речи А. Кони на посту обвинителя, но и знаменитые напутствия присяжным и кассационные заключения уже в бытность судьей. Книга будет интересна не только юристам и студентам, изучающим юриспруденцию, но и самому широкому кругу читателей – ведь представленные в ней дела и сейчас читаются, как увлекательные документальные детективы.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Анатолий Федорович Кони , Анатолий Фёдорович Кони

Юриспруденция / Прочее / Классическая литература