К пищевой пленке на тарелке с ужином прилеплен стикер с запиской «Ты моя радость и моя гордость». Я улыбаюсь и срываю записку, хотя чувствую, что видок у меня полубезумный, глаза из орбит вылезают.
Мама смотрит на меня с другой стороны кухонного острова.
– Ты кажешься… слегка взвинченным. У тебя все хорошо?
– Да, все отлично. – Я разогреваю себе ужин и наливаю воды, физически ощущая пристальный мамин взгляд. – Что у тебя на работе?
Мама обходит вокруг разделочного стола и прислоняется к нему, словно собираясь ответить. В кармане у меня вибрирует сотовый. Как обычно, в это время прилетает эсэмэска от Осени.
Но еще есть сообщение от Себастьяна.
Кста, спасибо за ланч.
Денек был так себе, но ты все исправил.
Спокойной ночи, Таннер!
«Американские горки» в животе продолжаются: вагончик заползает на вершину горки и несется вниз.
– Таннер! – Мама собирает волосы в хвост и закрепляет резинкой, которую снимает с запястья.
Я с трудом отрываюсь от экрана сотового.
– Да?
Мама медленно кивает, наливает себе «доброго вина» и манит меня за собой.
– Давай поговорим.
Черт! Я спросил, как у нее дела на работе, и отвлекся. Оставив телефон на разделочном столе, я иду за ней в гостиную. Мама с ногами забирается в огромное кресло в углу и смотрит, как усаживаюсь я.
– Ты же знаешь, что я тебя люблю?
– Да, мам, – отвечаю я, внутренне морщась.
– Ты вырос замечательным человеком, и меня буквально распирает от гордости.
Теперь киваю я. Понятно, мне очень повезло с родителями, но порой… они перегибают с трогательным умилением и обожанием.
– Милый, я только волнуюсь за тебя, – мягко говорит мама, подавшись вперед.
– Извини, я прослушал то, что ты рассказывала про работу.
– Дело не в этом.
Да я уже догадался…
– Мама, Себастьян – мормон, а не социопат.
Мама насмешливо вскидывает брови, словно хочет съязвить, но сдерживается. Я дико этому рад, ведь в груди закипает горячее желание его защитить.
– Так отношения у вас пока чисто платонические или?..
Мне становится не по себе. Закрытых тем у нас в семье нет, но из головы не идут лица родителей вчера за ужином и внезапное осознание: моим партнером они видят только парня с определенным социальным статусом – неконсервативного диссидента, вроде нас самих.
– А если мои чувства к Себастьяну не назовешь платоническими?
В глазах у мамы боль и страдание, но она медленно кивает.
– Не скажу, что я сильно удивлена.
– Во время ланча я встречался с ним в Бригаме Янге.
Мама сдерживается, сглатывает свою реакцию, как густой сироп от кашля.
– Ты ведь не против? – уточняю я.
– Против того, что ты уходишь с кампуса? – Мама откидывается на спинку кресла и внимательно на меня смотрит. – Нет, пожалуй, нет. Я в курсе, что за территорию уходят все, и расстраиваться по пустякам не стану. Против твоей сексуальной ориентации? Нет, нисколько. В этом плане ты всегда можешь рассчитывать на наше с папой понимание. Не забывай об этом, ладно?
Большинству молодых квиров о таком и мечтать не приходится. Мне несказанно повезло…
– Ладно, – отвечаю я сиплым от избытка чувств голосом.
– Другой вопрос, не против ли я, что ты бегаешь за парнем или девушкой из мормонов. – Мама с жаром кивает. – Да, Таннер, я против. И признаюсь в этом честно. Может, дело в моей предвзятости, но меня это по-настоящему беспокоит.