– Психологией. – Он захлопывает учебник и вытягивается на траве. Я стараюсь не сводить взгляд с его лица, но, повернувшись ко мне, Себастьян наверняка догадывается, что я глазел на его дорожку на животе. – Как тебе сегодня групповая работа с МакАшером? – интересуется Себастьян.
Клево, что он якобы выше сплетен, а в реале замечает все.
– Бедняжка чуть со стула не рухнула, стараясь сверкнуть буферами.
– Ага, я видел этот момент! – Себастьян смеется и откусывает печенье.
– А ты как остаток дня провел?
– У меня был тест по экономике. – Он снова откусывает печенье, прожевывает, глотает. Я завороженно смотрю, как работают его челюсти. – Потом тест по латыни, потом хор.
– Вот бы мне увидеть, как ты поешь!
– Ну, в следующий раз смотаешься с уроков и посмотришь. – Себастьян открывает один глаз и косится на меня. – Ты ведь обожаешь плевать на правила!
– Ага, я такой, малолетний правонарушитель со средним баллом четыре ровно. – Я слизываю шоколад с большого пальца и перехватываю взгляд Себастьяна. Он смотрит так, что у меня мурашки по спине бегут. – У Осени роман почти готов.
Вероятно, в глазах у меня мелькнуло напряжение, потому что Себастьян задумывается.
– Это здорово, но совершенно не обязательно. То есть у тебя еще целый месяц. Ну и на саморедактуру кто-то тратит больше времени, кто-то меньше. К концу семестра нужен готовый текст в черновом варианте, а не в беловом.
Я прячу глаза, и Себастьян наклоняется, перехватывая мой взгляд.
– Так ты отправишь мне главы?
Мне претит сама перспектива взвалить правку на Себастьяна.
А еще претит перспектива обнажить перед ним все свои страхи и тревоги.
Поэтому я перевожу стрелки.
– А ты свой роман когда закончил?
– Та-а-ак… – Прищурившись, Себастьян смотрит вверх, на ветки дерева. – Закончил я в мае, за неделю до срока, если помню правильно, а черновой вариант сдал неделей позже. До сих пор не уверен, что получилось хорошо.
– Очевидно, получилось.
– Ну, о вкусах-то не спорят. Тебе, например, мой роман мог бы и не понравиться.
– Очень сомневаюсь.
– Еще как мог бы. Мама, наверное, пообещала мои авторские знакомым, но один экземпляр я тебе умыкну. Так будет честно, ведь ты дашь мне прочесть свой роман. – Себастьян дарит мне самую очаровательную из своих улыбок, и я пинаю его кед носком своего.
– Твой роман прочел и купил понтовый нью-йоркский редактор. Так что это точно не отстой.
– Вот и твой роман точно не отстой, Таннер. Да, отдельные детали нужно изменить, чтобы никто не пострадал, но это не отстой. Ты тщательно все анализируешь и очень тонко чувствуешь. – Себастьян усмехается. – Да, да, тонко чувствуешь, внешней безбашенности вопреки.
– Внешней безба… – с улыбкой начинаю я, но осекаюсь, услышав сверху голоса.
– Ты уже дома? – спрашивает мать Себастьяна, и мы резко пригибаемся, словно нас засекли за чем-то постыдным. – Я не ждала тебя до ужина.
Я подаюсь вперед и чуть выше нашего дерева замечаю открытое окно ванной. Миссис Бразер говорит не с нами.
– Пошли в дом, – шепчет Себастьян, собирая учебники. – Не хочу, чтобы…
– Неделю назад в Калифорнии Бретт Эйвери женился на своем бойфренде. – В бархатном голосе мистера Бразера откровенное неодобрение, и мы оба замираем.
Себастьян смотрит на меня, вытаращив глаза.
Могу только представить себе потрясение на лице миссис Бразер, потому что ее супруг, тяжело вздохнув, добавляет:
– Вот так…
– Нет, господи, нет! – восклицает миссис Бразер. – Я знала, что Бретт от нас уехал, но не представляла, что он… – Она не произносит вслух чудовищное слово на букву Г и понижает голос: – Как его родители?
На долю секунды Себастьян мертвенно бледнеет, и мне хочется закрыть ему уши, запихнуть его в машину и увезти подальше.
– Вроде справляются, – отвечает мистер Бразер. – Похоже, Джесс отреагировала на новость спокойнее, чем Дэйв. Брат Бринкерхофф молится вместе с ними и добавил их в молитвенный список. Я обещал их проведать, вот и заскочил домой переодеться.
Голоса затихают – супруги уходят в другую комнату. Себастьян безмолвно смотрит вдаль, а я даже не знаю, что сказать, хотя внутри все рокочет от молчания.
Себастьян не мог не заметить, что его мама не спросила, как Бретт и счастлив ли он. Миссис Бразер поинтересовалась, как его родители, будто сын-гей – это явление, которое нужно объяснить, с которым нужно справиться, даже разобраться.
Бретт – гей, но ведь он не умер. Никто не ранен. Знаю, родители Себастьяна – люди хорошие, но, черт подери, они только что внушили собственному сыну, что он неправильный. Вот тебе и благожелательное отношение. Вот тебе и принятие в лоно церкви.
– Себастьян, мне очень жаль.
Себастьян собирает маркеры, но тут поднимает голову и натянуто улыбается.
– Чего тебе жаль?
На пару секунд мы погружаемся в растерянное молчание.
– Тебя не смущает, что они такое говорят?
– О том, что Бретт – гей? – Дождавшись моего кивка, Себастьян пожимает плечами. – Вряд ли кого-то удивляет, что его родители реагируют именно так.
Я вглядываюсь ему в лицо, гадая, откуда взялись безропотность и смирение.