Автономия и ригидная личность

Симптоматическое поведение таких невротических личностей не управляется и не вызывается побуждением, вызванным бессознательным импульсом или желанием. Оно появляется в результате неосознаваемого и нераспознаваемого образа мышления, установок, чувств и намерений, которые присутствуют в сознательном ощущении и характеризуют его. Но несомненно, что такие невыявленные и несформулированные чувства и намерения осознаются только в ограниченном смысле. В той мере, в которой эти интересы и намерения не сформулированы и не осознаны (а они в какой-то мере присутствуют всегда), — в той же мере уменьшается вероятность воображаемого, планируемого, гибкого действия. Фактически так описывается поведение невротической личности: она стремится быть либо ригидной, либо импульсивной, либо стремится строго соблюдать жесткие, заранее заданные, но четко не сформулированные в ее сознании нормы и правила, либо ее поведение становится относительно нерефлексивным, непредсказуемым и ситуативным.

Ослабление процессов самоуправления, или автономии, которое проявляется в таких действиях, отражается и в соответствующем ослаблении субъективного ощущения свободы действия, свободы выбора или в ослаблении намерения и выбора делать то, что человек хотел и решил делать^[18]. (Кайзер называет такое ослабление утратой чувства «ответственности» за свои действия^[19].)

Невротическая личность может, с одной стороны, сравнивать себя с поездом, движущимся по заранее заданному маршруту и расписанию, а с другой — с листком дерева, плывущим по течению. Такой человек может сказать: «Я собираюсь этим заняться, но, если честно, мне не хочется это делать», «Я не хочу это делать, но я должен», «Я хочу это делать, но не могу», «Я не этого хотел, но не смог с собой справиться» и т.д.

То, что невроз включает в себя такую утрату автономии, помогает объяснить определенные воздействия психотерапии. Формулировка терапевтом не распознаваемых ранее мотиваций и намерений пациента, например, в связи с его недавними поступками, может иметь два последствия, которые можно легко посчитать парадоксальными. С одной стороны, если раньше пациент считал свое поведение только неуместным, нежелательным, неприемлемым, навязчивым, слабым или безвольным (например: «Я очень хочу бросить пить, но у меня не хватает сил»), то теперь он его ощущает как результат собственного выбора и собственного намерения. Он признает, что при определенных обстоятельствах ему казалось, что он мог поступить только так — и если не получил пользы, то хотя бы избежал потерь; если не получил удовольствия, то хотя бы получил необходимое облегчение. И что он не хотел сделать ничего другого и что не мог захотеть сделать ничего другого, хотя кто-то другой это мог, захотел и сделал. Он в состоянии осознать, что у него в любой момент может появиться намерение снова это сделать.

В то же время и по той же причине это расширение субъективного ощущения или расширенное осознание этого ощущения привносит усиление ощущения свободы и актуальности выбора. Осознавать свое намерение и свою цель — значит ощущать себя хозяином положения и ответственным за свои действия и в прошлом, и в будущем. Иначе говоря, это значит, что человек формирует более активное отношение к своей объектной цели. Если же он снова будет совершать подобные действия, то теперь ему придется их спланировать. Таким образом, и реальное возрастание автономии, и усиление ощущения автономии автоматически воздействуют на человека в процессе осознанного формулирования своего намерения и своей цели. Такая формулировка делает неизбежным то, что раньше было невозможным: объективное представление об альтернативах и, следовательно, возрастающую реальность возможного выбора^[20].

ЗНАЧЕНИЕ АВТОНОМИИ ДЛЯ РИГИДНОЙ ЛИЧНОСТИ