Автопортрет

Это будет не сказка, не сон Веры Павловны, не вымысел и не плод буйной фантазии стареющего, никому не нужного одиноко спивающегося лузера. Иначе жить станет не для кого да и не зачем, крылышки наши, сойка дорогая, обессилено, словно солнечными лучами опаленные, сложатся, и мы рухнем поодиночке так и берега не доставшись посреди океана.

Остаток жизни проведем среди сказочных тропических красок, щебетанья райских птиц, шороха прибоя и поразительного по своей библейской красоте заката. Мы будем возлежать друг подле друга в шезлонгах, пальцы наши тесно переплетутся, взоры устемятся в сторону уходящего солнца. В один прекрасный вечер одна из рук ослабеет, пальцы ее охолодеют, затем заклякнут, но другая не заметит того и будет держать в своей до тех пор, пока ее не постигнет та же участь.

Прах наш развеется на высоте птичьего полета, парящие мимо сойка и орел печально помашут на прощанье крыльями и исчезнут, так же как и мы, навсегда, в бездонной небесной синеве.

В небе бескрайнем сойки одинокий полет
Тебя рядом нет и я угасаю
Только воронье летает стаей
Парит в одиночестве гордом орел…

Фото твои. Внезапно меня озарило, мы похожи, причем разительно, я нашел сходство на одной из них, ты снята там в профиль. Сходство это не столько внешнее сколько внутреннее. Просто поразительно. При встрече поделюсь в чем оно заключается, полагаю, ты со мной согласишься. Знаешь, недавно у меня появилось страшное ощущение крушения привычного мира, жизни несправедливости, словно ты ребенок маленький и бежишь к мамочке крича ей: « Мамочка дорогая, мамочка!», а в ответ получаешь подзатыльник или зуботычину, и ты не понимаешь в чем дело, твой мир рушится на глазах, ты его не видишь больше ибо он застлан слезами твоими, или словно ты родитель престарелый и что тебе единое в жизни и осталось, так это прижаться в раз последний к чаду своему единственно любимому, а оно возьми и отвернись равнодушно в час твой последний, и ты понимаешь горько, что прожил задарма жизнь, и не может ответить ни ребенок еще малосильный ни старик уже обессиленый, а если бы и могли, то не ответили бы никогда. А теперь я понимаю, что жизнь прекрасна и очень даже справедлива, потому, что не произойди то, что произошло – не сбудется то, чему суждено сбыться…

It’sO’key, но что ты можешь предложить мне, дорогой, слышу резонный и ехидный такой же вопрос и отвечаю как всегда нахально: «Весь мир!». О, так это же дело другое совсем, коленкор иной. Так сразу бы и сказал. Согласная я, согласная. На весь мир, но никак не меньше, согласная я!

Сегодня у нас число какое будет? Сегодня у нас будет число 15 – ое февраля месяца года 2007 – го. Пятница. Утро. Начал с 25 – того, января, естесственно, года того же, 2007 – го, в столице Родины нашей доисторической городе герое Москве. На круг недели три выходит. Из них одна в ауте абсолютном, другая в относительном, еще одна в трезвости такой же относительной. Варианты один другого краше. Делириум, маразм, шиза, нечто сексуально – маниакальное, но уж никак не депрессивное. Забрасываю нижние конечности на колченогое стуло поломаное и откидываюсь на спинку, несмотря на утро ранне – устало. Боржом, булькая и пузырясь разливается по обезвоженым телесам, приводя в относительное чувство равновесия и гармонии с окружающим миром. Итак, что мы имеем на день сегодняшний, тут я повторюсь числом – февраля 15 – того, года 2007 – го. Мы имеем: ужин в итальянской ресторации с дамой надежд не оправдавшей – раз, визит к проститутке оправдавшей надежды самые смелые – два, закомство в заведении с шикарной блондой с такими же шикарными надеждами и перспективами, которым в последствии так перспективами и надеждами суждено иостаться (рем. Автора) – три.

Четвертый час. Еще какое – то время лежу вытянувшись в струнку, затем спрыгиваю с кровати. Сколько же это продолжается? Ого, без пяти минут пол года минуло с тех самых пор, как мой бедный мозг превратился в некое подобие круглосуточно работающей жаровни, костерища, доменной печи, нет, бери выше – крематория, в котором он медленно поджаривая себя сгорает в пламени адовом все двадцать четыре часа во сне, наяву, дома, на работе, где еще? – везде и всегда меня преследует наваждение, фантом, мираж, образ, от которого я хочу во что бы то ни стало избавиться, откарасткаться, отхреститься, но тщетно всё, не выходит ничего, не под силу, стало невмоготу уж совсем, устал, болен, истощен, поэтому – сгинь, исчезни, пропади, желательно пропадом, зачем ты являешься мне ежесекундно, минутно, часно, дневно… – явись же кому нибудь другому, ну сколько же можно, будь ты проклята…