Автопортрет неизвестного

– Это вы с дворником так можете разговаривать! Я заслуженный деятель искусств, руководитель художественного оформления московского метро, мне товарищ Каганович лично предоставил эту квартиру! Лично отпер дверь и вручил ордер и ключи! Я рисовал портрет товарища Сталина! С натуры, между прочим! Две мои картины в Третьяковской галерее! – негромко, чтоб не услышали две старухи на соседней скамеечке, кричал Алабин. – Я полностью доверяю органам НКВД, но должен быть порядок! Я не обязан выполнять устные предписания! Официальное распоряжение – всегда готов!

– Когда можно к вам зайти? – спросил Хлудов.

– Зачем?

– Забрать это барахло.

– Когда угодно. Хоть сейчас. Впрочем, сейчас я еду на собрание Союза художников.

– Извините, что задерживаю, – улыбнулся Хлудов и встал со скамейки: разговор был окончен.

Когда часов в пять вечера Алабин вернулся домой, Аня сказала, что приходили два милиционера и четверо грузчиков и за час все вытащили. Вежливые. Сказали: «Пользуйтесь этой комнатой на здоровье».

– Очки забрали? – вдруг спросил Алабин.

– Какие очки?

– Неважно, неважно…

Видно было, что Ане сильно не по себе. Алабин обнял ее, погладил по затылку. Она прижалась к нему и, кажется, заплакала. Он поцеловал ее в макушку, отвернулся и пошел в свою мастерскую. А в этой комнате решили устроить большую шикарную кладовку. Гардеробную с окном. Но Васе сказали: «Это только пока. А вот когда женишься, будут у вас с женой две комнаты. Ваша и детская, или как хотите». Вася учился рисовать, мечтал стать художником. Сказал: «А можно это будет моя мастерская?» Аня сказала: «Ну ты просто обнаглел!» Но Алабин сказал: «Вот и отлично!»

– А может быть, так? – сказала Юля. – Давай попробуем так: Алабин разбирает архив. На него обрушивается другая жизнь. Письма, дневники, люди. Он находит знакомую фамилию какого-нибудь художника. Может быть, его учитель Саул Гиткин раньше жил в Польше, когда она была еще в Российской империи…

– НЕ НАДО, – сказал Игнат. – Это будет дурная бесконечность. Так мы никогда не кончим.

– Ну кончай же скорей, – заныла Юля, целуя его ухо и кусая его шею, – я уже три раза кончила, а ты все никак, ну сколько можно, я устала!

5.

– Угу, – без выражения сказал Колдунов в ответ на рассказ Алабина. – Понятно. Ну и что? Чем ты недоволен?

– Не очень приятно жить среди чужой мебели.

– Брось, – сказал Колдунов. – Это же просто вещи. Просто дерево. А насчет телефона зря тянешь. Взял бы да обратился.

– Не хочу бередить вопрос.

– Ладно, – покивал Колдунов и тоже улыбнулся. – Тогда я сам этот вопрос побере… как? Побережу? Побередю? – и громко и тоже простодушно рассмеялся. – Главное, не переберебздеть! – Он шутя стукнул Алабина кулаком в плечо, вытер ноги о коврик и посмотрел на Алабина: – Ну, в комнаты хоть пригласишь? Кофейком угостишь? Шедеврами изумишь?

Колдунов приехал именно что за шедеврами. Готовилась юбилейная выставка, но не к двадцатилетию Октября, это планировалось на следующий год, а скромнее – к пятилетию Союза советских художников. Алабин знал, что большинство художников подает заявки, а к самым выдающимся – приходят люди из оргкомитета. Уже оставалось совсем немного времени, и Алабин нервничал, и думал-решал, что делать – либо скромно ехать заявляться, либо же распустить слух, что у него к этой выставке ничего нет и выставляться он не будет. Каждый вариант имел свои плюсы, но минусов и там и тут было больше. Алабин совсем извелся, потому что он точно не знал, какой он – рядовой, ведущий или выдающийся. Одно дело – величаться перед сержантом НКВД, и совсем другое – за кого тебя держат коллеги и руководители. Но вдруг бах-тарарах! – зампред оргкомитета, член всех коллегий и редколлегий, кандидат наук товарищ Колдунов. Просто Коля. Когда-то вместе занимались в студии Гиткина. Хотя не виделись уже довольно давно, лет десять, а то и больше. Но – все равно однокашники. Однако ловить его в коридорах Главискусства и просить «по дружбе» – невозможно. Это бы все перечеркнуло.

И вот Коля, хороший человек, приехал сам. Этак легко. Якобы в гости. Без звонка. Тем более что телефона в квартире нет. Как удачно, как все удачно!

– Аня! – крикнул Алабин в изгиб коридора. – Аня, ко мне гость!

– Польщен знакомством, – сказал Колдунов, склонившись к ручке.

– Принеси нам кофе, пожалуйста, – сказал Алабин.

Когда Аня пошла на кухню, Колдунов шепотом спросил Алабина, как ее имя-отчество, и еще шепнул, что она очень красивая, прямо как Вера Холодная или даже как Августа Миклашевская. Но Алабин это и так знал.