Те дни ценны еще хотя бы и тем, что предоставили довольно длительную отсрочку, позволившую, например, моей упомянутой уже здесь дочке закончить нормальную школу без того, что меня ужаснуло в первый день этого недопереворота, без военно-патриотической накачки и без учебников истории
новейшего образца . Они выросли, дыша воздухом свободы. А в том, что многие от этой свободы радостно отказались в пользу казарменного «порядка» и надутого природным газом «величия», эти самые августовские дни не виноваты.А в те дни я вместе с огромными толпами москвичей шатался по городу. А по вечерам, — сейчас это звучит даже дико, — увлеченно смотрел телевизор. А телевизор в те дни показывал все то, что мы, гуляющие по городу граждане и гражданки, видели и слышали непосредственно.
В один из этих опьяняющих вечеров я стал свидетелем исторического сноса «статуи Командора» на Лубянской площади, тогда все еще площади Дзержинского.
Несколько лет тому назад, на волне ползучего, но уже вполне оперившегося чекистского реванша, всерьез обсуждался вопрос о восстановлении памятника железному Феликсу, зрелищный демонтаж которого стал в те августовские дни апофеозом революционных событий.
Если бы меня спросили, я бы ответил, что я, пожалуй, не против восстановления монумента. Но с одним непременным условием. Пусть себе стоит на своем привычном месте чугунный Феликс Эдмундович, олицетворяя собою властную вертикаль, столь же неустанно, сколь и коряво возводимую его учениками-троечниками. Но только пусть при этом на шее козлобородого истукана болтается веревка, а на голове его восседает счастливый московский «гаврош» из незабываемых фото- и видеокадров тех позорно ошельмованных и усердно стираемых из общественной и персональной памяти дней.