Автор тот же

— Иван Иванович прав. Я также настраиваюсь. Завтра мы вступаем в непосредственную борьбу друг с другом. Это правда. А вот после приговора предлагаю просто собраться вместе и пообедать. У нас, адвокатов, говорят так — клиенты приходят и уходят, а мы остаемся.

— Да, людьми оставаться надо всегда, — по-учительски уверенно заключила Шатунова.

— Даже когда болеешь, — неожиданно добавила Минх.

Суть речи Иванова, продолжавшейся более пяти часов, сводилась к простому выводу — и Кузьмичев, и Булычева полностью изобличены как показаниями свидетелей, так и показаниями самой Булычевой. С учетом всех смягчающих и отягчающих вину обстоятельств прокурор попросил Кузьмичеву назначить наказание в виде 13 лет лишения свободы. В этот момент обе заседательницы, до того почти задремавшие, вскинулись и с удивлением и неодобрением посмотрели на своего бывшего соседа по столу. А для Булычевой — 9 лет лишения свободы. Булычева, услышав это, заголосила во все горло, забилась в истерике и затихла, упав в обморок. Володя посмотрел на нее с презрительной жалостью. „А чего ж ты ждала?“ — подумал Вадим. Адвокат Булычевой даже не повернулся в сторону своей подзащитной.

Горе-защитник несчастной женщины, который весь процесс просидел, разгадывая кроссворды, подробной речью ни себя, ни суд утруждать не стал. Как и его подзащитная, признавая вину в содеянном, он попросил суд при определении меры наказания учесть наличие несовершеннолетнего ребенка на иждивении, раскаяние и активную помощь следствию. В этот момент Вадим довольно громко, вроде бы сам себе, сказал: „Уже учли!“ Шатунова кивнула одобрительно головой, а Зеленцова беззлобно сделала ему замечание за нарушение порядка. Адвокат Булычевой совсем сник и, скомкав, закончил свою никчемную речь.

Вадим попросил перерыв на два дня. Для подготовки выступления с учетом аргументов представителя государственного обвинения. Зеленцова объявила перерыв на один день. Когда Вадим выходил из здания суда, его догнала запыхавшаяся Шатунова.

— Успеха вам, Вадим Михайлович! Я в вас верю! У вас получится! — старалась она подбодрить Осипова.

— Спасибо! Главное, чтобы у вас получилось! — со значением отозвался Вадим.

Шатунова покраснела и вдруг с вызовом ответила:

— А мне терять нечего! Дальше моих Вялков не пошлют!

Речь Вадима заняла шесть часов. Плюс перерыв на час. Адвокат эпизод за эпизодом анализировал предъявленное обвинение. Напоминал о противоречиях, нестыковках в показаниях свидетелей. Особенно упирал на явные глупости в показаниях Булычевой. Несколько раз даже произнес слово „самооговор“. Почему-то адвокат Булычевой очень неодобрительно в эти моменты смотрел на Вадима. Но Вадим никакого внимания на него не обращал, а мерно, монотонно шел дальше и дальше. В зале возникло ощущение танковой атаки. Моторы гудели ровно, но надвигающаяся мощь — не металла, а железной логики, тем более страшная своей силой, что Вадим исключил в речи всякие эмоции, — делала свое дело. Тишина стояла полнейшая. Минх и Шатунова брали ручки, склонялись к блокнотам. Зеленцова, не записавшая ни слова во время выступления Иванова, сейчас время от времени что-то помечала в своих бумагах.

В конце речи Вадим заговорил о гражданской совести. О совести тех, от кого зависит судьба человека. Вадим подчеркнул, что имеет в виду следователя, но только дурак мог не понять — это было прямое обращение к судьям. К их совести. Осипов не сомневался, что Зеленцова не даст ему договорить. Такого не позволяли никому, но Вера Ивановна молчала, слушала, отвернувшись к окну. Или не слушала, а пропускала мимо ушей, Вадим понять не мог. Но он и не на нее рассчитывал. Минх будто вдавилась в кресло и не поднимала глаз, Шатунова же, наоборот, гордо выпрямила спину, смотрела в упор на Вадима, кивала головой, вся подавшись вперед. Казалось, она сейчас вскочит с каким-нибудь боевым кличем и бросится на амбразуру. Иванов снисходительно улыбался.

Когда Вадим попросил оправдать Кузьмичева за отсутствием доказательств его причастности к инкриминируемым деяниям (для заседатедьниц Вадим уточнил простым языком — „Просто он ни в чем не виноват!“), Зеленцова спокойно объявила:

— Спасибо, товарищ адвокат. Перерыв на десять дней.

В конвойке Володя сразу спросил Вадима:

— А последнее слово? Она что, забыла?

— Нет, разумеется. — Вадим был без голоса и совсем без сил. — Так часто делают: дают последнее слово, а через час начинают оглашать приговор.

— Так она его напишет еще до последнего слова? — поразился Кузьмичев.

— Она, я думаю, его уже давно написала!

Кузьмичев грустно посмотрел на Вадима.

— Ну и работа у вас, адвокатов. Не позавидуешь. Езжайте-ка отдыхать, „товарищ адвокат“, — передразнил, как смог, Кузьмичев. — Ничего! Пробьемся!

— Это ты меня подбадриваешь? — Вадим криво усмехнулся.

— Тебя, тебя! — Володя рассмеялся. Вечером позвонил Эдуард Николаевич: