Авторитет из детдома

– И за игры памяти, – добавила Тамара, пригубила вино и продолжила: – Знаете, меня ведь воспитал папа, хотя маму я хорошо помню. Она умерла, когда мне было всего двенадцать. У нас была большая квартира, собака такая, лохматая – она умерла вскоре после мамы… Жили хорошо, в общем. Но почему-то снится, будто бы я живу совсем в другом городе, в другом доме. С совершенно другими родителями. И в этой другой жизни я помню все до мельчайших мелочей. Помню, как просыпалась одна в комнате, было темно, но не страшно. Я чувствовала запах уюта, под одеялом было тепло и надежно, а рядом спал, свернувшись в клубок, котенок. Он тихо урчал, а я смотрела на полосу света под дверью – и ни о чем не думала. Было просто хорошо от того, что мама уже проснулась и готовит завтрак. Так приятно было знать, что кто-то уже встал, а ты еще можешь спать. А потом, когда мама заходила будить меня, я закрывала глаза и делала вид, что сплю. Она же придумывала каждый раз разные стишки и песенки обо мне, и это тоже было приятно. Откуда все эти странные сны? Моя мама обычно спала до обеда, и в школу меня собирал папа, так было всегда. И это папа настоял, чтобы я отрастила волосы, «как настоящая барышня», по его словам. Папа заплетал мне косы, завязывал бантики. А в моих снах у меня всегда были коротко остриженные волосы, и я все время ерошила ладонями колючий ежик на голове. Я, просыпаясь, иногда так и делаю сначала и только потом понимаю, что совсем маленькая девочка во сне – это не я, и волосы у меня – как у настоящей барышни. Я живо помню ощущение от коры деревьев, у которых мы играли летом. Вкус прозрачного янтарного и чуть терпкого клея с вишен, и как от него слипались зубы и набирался полон рот слюны. Как это может быть, Николай? Я вижу, и главное – переживаю, будто это со мной на самом деле происходило. Игрушки, которых у меня никогда не было, но которые вспоминаю до мелочей – даже их имена. Жираф Иннокентий – каково? – Тамара улыбнулась, покачала головой и допила бокал до дна. – Голоса тех людей, их тембр, интонацию. А запахи? Бывает, пройдет по улице женщина, а духи – как у мамы из сна. Раз шла, как приклеенная, два квартала – тетка даже оглядываться начала… А когда проснусь – какое-то время не могу избавиться от чувства, будто побывала в какой-то параллельной реальности, что ли. С вами такого не бывает?

– Нет. Никогда. Похоже, Тамара, вам больше повезло, чем мне – целых два комплекта родителей – во сне и наяву. – Николай горько улыбнулся. – Я своих родителей не помню вообще. Вырос в детдоме.

Тамара сочувственно посмотрела на Николая.

– Ой, простите, я не знала.

– Да чего уж тут извиняться. – Николай аккуратно разлил остатки вина по бокалам.

– А насчет ваших снов… Может быть, это защитная реакция психики?

– Может, и так, – задумалась Тамара. – У нас с отцом очень мало общего, хоть я знаю, что он меня сильно любит. Но, как говорится, хочешь сохранить хорошие отношения с родителями – переезжай в отдельную квартиру.

– И как с такой красивой девушкой, как вы, у кого-нибудь могут быть сложные отношения? – Николай сделал девушке неуклюжий комплимент, и сам это понял. Тамара покраснела до корней волос. Заправила за ухо упавшую на глаза прядь и улыбнулась Копотю.

– Знаете, вы мне тоже нравитесь.

Воцарилось неловкое молчание. Николай взял конфету, начал разворачивать – обертка противно зашелестела – попробовал положить обратно и сконфузился. Тамара, чтобы подбодрить неуклюжего кавалера, нарочито громко развернула свою и ловким движением бросила сладость в рот. Оба рассмеялись.

– Я, наверное, ужасно беспардонна, но расскажите – как вы жили в детдоме?

– Вначале даже и не задумываешься. Сравнивать-то не с чем. С самого детства, сколько себя помнишь – один, и все вокруг такие же – одинокие подкидыши. У нас никого не навещали родители, не дарили подарки или там сладости. Наверное, нам было легче, чем детям в других детдомах, но я себя от этого лучше не чувствовал. И чем старше становился, тем острее ощущалась эта обделенность – вниманием, лаской, заботой, любовью. Я потом только по телевизору увидел, как смотрят детдомовцы в окна на пришедших навестить сына или дочку родителей. Можно только догадываться, насколько это мучительно и больно. Знать, что ты никому не нужен, и в то же время видеть, как твоего соседа целуют, гладят по голове.

– А я вот сегодня накричала на папу. Дурочка.

– Ничего, завтра помиритесь, – успокоил Николай.

Девушка зевнула и допила из бокала остатки вина. Бутылка была пуста. За окном, далеко над плоскими крышами домов, черная ночь начинала терять глубину, размываясь по краям неба до уныло-серого цвета.

– Вы, наверное, спать уже хотите – да и утро скоро. Три часа ночи. Сейчас я постелю.

– Николай, извините, вы очень хороший человек. И беседа сегодняшняя мне очень понравилась. Очень кстати вы появились со своим гостеприимством. Но… У меня сейчас столько проблем и такой бардак в голове, мне нужно некоторое время, чтобы со всем этим разобраться. Вы меня понимаете?