Авторские колонки в Новой газете- июнь 2008- сентябрь 2010

Библия написана первыми в мире стихами. Напрасно мы от них ждем ясности эпоса. Сродни Луне, а не Солнцу, библейская поэзия все делает зыбким, таинственным, пугающим. Гомер описывал, она выражала. Греки декламировали, она заклинала, они пели, она вводила в транс. Элиот говорил, что смысл — только приманка, усыпляющая разум, чтобы отдать его во власть звука. Повторяясь, стихи заводят, поднимают и ввергают в экстаз. Я видел такое у Стены Плача, где люди молятся, крича и скача, как «Давид перед Господом». Библия, словно песенник, требует не чтения, а соучастия. Поэтому и читать ее надо не про себя, а всем телом, жестикулируя и раскачиваясь.

Я догадался об этом, слушая Бродского. Его монотонный распев не помогал, но завораживал, умудряясь почти контрабандой донести лучшее поверх сознания. С тех пор я бормочу библейские стихи, завывая, дирижируя и притоптывая. И помогает! Завладев телом, ритм вколачивает смысл в душу, но для этого стиху все приходится повторять дважды. Не зря в русской Библии главный знак препинания — точка с запятой. Он делит стих на две равные части, говорящие почти то же по-разному. Поднимая и опуская, эта риторическая волна держит нас на месте, накаляя обстановку и возгоняя чувства, описывая, например, путь человека от рождения к смерти:

Как цветок, он выходит и опадает;

Убегает, как тень, и не останавливается.

Чтобы никто в упоении не проглотил метафоры, Библия огорошивает ими слушателей. Каждая сразу темна и наглядна. Так, Иову говорят: «Уверенность грешника — «дом паука». Если сказать «паутина», пропадет важный для кочевника оттенок. Уверенно раскидывая свой искусный шатер, паук живет, где работает, но только мухам дом его кажется прочным.

Как песню, библейские стихи сперва учишь, а потом, уже полюбив, понимаешь. И это, конечно, самое важное, потому что красота тут — побочный продукт производства. Библия — живая машина нравственности. Она о том, что всегда. Каждый из нас — Адам, многие — Евы, и все — Каин и Авель. Библия — личное дело. И если античности нужны комментарии, то Библии — трактовки, причем — твои. Иначе не интересно, да и не вырасти. Ведь вся эта книга состоит из жгучих вопросов и сокровенных ответов. Задаваясь первыми и толкуя вторые, ты обретаешь точку зрения — ее и свою. Посредников слишком много, и они приходят позже. Библия ведь и сама — внезапная книга, она сразу переходит к сути дела, оставляя подробности на потом. Все важное понятно без посторонней помощи. Ну кто, кроме американцев, изучающих Библию с детского сада до Белого дома, помнит, кто такие великаны-рефаимы? И не надо. Не до подробностей. С Библией говорят о главном, как с Богом — на «ты».

Этому тоже надо учиться, потому что по сравнению с Библией все наши книги несерьезные. Даже Толстой с Достоевским чуть подмигивают, ибо сам дух романа требовал от повествователя отчуждения и иронии. Я не про капитана Лебядкина. Насмешлив авторский голос всякого романа: «Салон был пущен». Мы просто не умеем ни писать, ни читать без ухмылки, которую Библия еще не изобрела. Ее жанр — трагедия. Но если у греков она учила людей на чужих ошибках, то в Библии трагедия — сама жизнь, что хуже — вся и наша.

Про Новый Завет я говорить не готов, но и Ветхий — не памятник древней словесности. Центральная в нем, решусь сказать, — книга Иова, ибо она должна оправдать Бога в глазах человека. Если у Него это не получится, то все остальное — насмарку. Теодицея — критерий религии. Говорят, что только переселение душ объясняет наши страдания: расплата за грехи в прошлом рождении. Я понимаю, что такое карма, но отвечать за предков — как-то уж совсем по-сталински. К тому же метемпсихоз требует не меньше веры, чем загробное воздаяние. Зато «Иов» не нуждается в предпосылках и условиях. Эта книга задает единственный вопрос, которого не избежать никому. Более того, Библия на него отвечает.

Страдалец Иов — даже не еврей. Он — абстрактный праведник из какой-то земли Ют, ставший в одночасье несчастным изгоем. Иов — жертва несправедливости, ставка в пари, заключенном Сатаной с Богом. Их, впрочем, тоже можно понять.

Бог Ветхого Завета — разочарованный Бог. Он сделал все, как лучше, но не спас людей от первородного греха. Дальше все покатилось вниз вплоть до потопа. И первое, что сделал уцелевший Ной, причалив к суше, это напился до бесчувствия. Изменив тотальную тактику на штучную, Бог избрал себе из толпы элиту. Иов — продукт нравственной селекции, плод трудов Господних и высшее среди людей достижение: он безгрешен. Но «разве даром богобоязнен Иов?», шепчет умный Сатана, который служит Богу внутренним голосом. Не убедившись в Иове, Бог не может продолжать начатое. А впереди — Исход, Земля обетованная, Иерусалим, храм, мессия. Залогом великого будущего служит бескорыстная праведность Иова.