Авторские колонки в Новой газете- июнь 2008- сентябрь 2010

По тому, что получилось, мы можем лишь смутно догадываться о намерениях автора. Возможно, если судить на основании подзаголовка «Умирать забавно», он хотел растворить смерть, переведя ее в литературу. Этим занимается герой романа — писатель Филипп, который постепенно, начиная с пальцев ног, стирает самого себя из жизни. Попутно он пишет книгу, которую мы читаем. «Это не роман какой-нибудь — тяп-ляп и готово, чтобы, знаете, кучу денег заработать, это показания сумасброда-невролога». Но это только начало. Набокова, как он всегда настаивал, интересовали «искажения в зеркале бытия», поэтому отражения смотрят другу в друга, образы дрожат, толкования множатся, и мы не знаем, чем все кончится.

И все же нам досталось немало. Дело в том, что будучи классиком постмодернизма, Набоков считал, что в романе главное — композиция: что за чем идет. Но как классик модернизма он же исповедовал автономную прелесть словесной ткани, ибо «только глаголом измеряется реальная ценность шедевра». Оставшаяся в карточках «Лаура», не позволяя восстановить архитектуру романа, дает возможность насладиться строительным материалом — самой плотью набоковской прозы.

Первая и самая внятная глава книги описывает любовный эпизод, ненадолго соединивший героиню книги Флору-Лауру с ее любовником в чужом доме на одолженной постели. Эту, казалось бы, пошлую сцену Набоков насыщает теургической энергией. Входя в силовое поле акта, материальный мир наделяется жизненной — животной — силой. Автор постепенно, незаметно и сладострастно одушевляет вещи, дотрагивающиеся до женщины. Ее ридикюль становится «слепым черным щенком», в бауле лежат «сафьяновые ночные туфли, свернувшись, как в утробе», «все полотенца в ванной были из толстой, сыроватого вида рыхлой материи», у часов на запястье открывается «ониксовое око». Страсти оплодотворяет натюрморт, делая мертвую природу живой, а живую — мертвой. В центральный момент герой (и автор) овеществляет объект своего желания, создавая и тут же разнимая возлюбленную на части, как анатомическую куклу. «Словно накладывал на лицо маску, словно краской покрывал бока, словно передником облегал ее живот поцелуями... Ее худенькое послушное тело, ежели его перевернуть рукой, обнаруживало новые диковины — подвижные лопатки купаемого в ванне ребенка, балериний изгиб спины, узкие ягодицы двусмысленной неотразимой прелести». А чтобы у читателя не осталось сомнений при виде знакомого набоковского фетиша, в ход идет арифметика. «Груди этой двадцатичетырехлетней нетерпеливой красавицы... казались лет на десять моложе ее самой»: 24 — 10 = 14.

Построив книгу вокруг новой нимфетки, Набоков с неожиданной ясностью отвечает на проклятый вопрос. Что бы ни говорили интерпретаторы о символическом характере его эротики, для Набокова она — не средство, а цель. В литературе, объясняет он, не находится «выражение тому, что так редко удается передать современным описаниям соития, потому что они новорожденны и оттого обобщены, являясь как бы первичным организмом искусства».

У секса — не любви! — нет языка, ибо он лишен культурного контекста. Нам нечем описать то, что происходит за порогом (спальни), потому что в ней открывается целостный, нерасчленимый, невоспроизводимый в слове опыт. Пытаясь вновь изобразить его, Набоков выдает сокровенный секрет. Чтобы настоящая страсть стала книжной, чтобы Лаура совместилась со своим оригиналом, ее надо отождествить с «ненаписанной, наполовину написанной, переписанной трудной книгой».

Эту книгу Набоков писал до последнего дня.

P.S.17 ноября книга появилась на прилавках американских магазинов. Русский перевод выйдет в 20-х числах ноября. На обложке — богиня Флора с картины Боттичелли «Весна».

P.P.S.4 декабря на аукционе Christie’s будет представлена рукопись «Лауры», выставленная на продажу Дмитрием Набоковым…

Source URL: http://www.novayagazeta.ru/arts/42579.html

* * *

«Лишний человек звучит гордо» - Культура