Об этом редко говорят вслух, но я догадываюсь, чего мы подспудно ждали. Полет Гагарина послужил новым импульсом теологической фантазии. Когда философия исчерпала 25-вековые попытки найти душе партнера, за дело взялись ученые. Не в силах вынести молчания неба, мы мечтали вынудить его к диалогу. Непонятно, на что мы рассчитывали, что хотели сказать и что услышать, но ясно, что мы отправились в космос, надеясь выйти за пределы себя. Беда в том, что мы не нашли там ничего такого, ради чего бы это стоило делать.
И если сегодня так горячо чествуют Гагарина, то, подозреваю, лишь за то, что его полет по-настоящему напугал Запад, ждавший от советской власти всего, кроме этого.
Source URL: http://www.novayagazeta.ru/arts/6353.html
* * *
Пиковая дама Голливуда - Общество
Общество / Выпуск № 31 от 25 марта 2011 года
Элизабет Тейлор играла сразу всех: инженю, женщину-вамп, влюбленную кошку, оскорбленную царицу. Упразднив различия между искусством и бытом, она и жила, как на экране
24.03.2011
<img src="http://www.novayagazeta.ru/views_counter/?id=6573&class=NovayaGazeta::Content::Article" width="0" height="0">
Если бы Голливуд нуждался в аллегорической статуе, которая, как бюст Марианны во французской мэрии, стояла бы в каждом кинотеатре, то скульптор не смог бы найти модели лучше, чем Элизабет Тейлор.
Прежде всего она была красивой. Операторы любили ее за безукоризненно симметричное лицо. Как классическую скульптуру Тейлор можно было осматривать — и снимать — в любом ракурсе. Поэтому ей шел любой костюм, любая прическа, любая роль. Она покоряла зрителя еще до того, как он успевал познакомиться с той, кого она играла.
Никто не мог отвести от Тейлор глаз, и оспаривать славу первой красавицы решился только один человек.
«Лишний подбородок, — перечислял недостатки Элизабет Ричард Бартон, — слишком большой бюст, ноги коротковаты».
Это не помешало ему на ней жениться. Дважды.
Роман двух самых знаменитых актеров того, еще влюбленного в кино времени протекал на глазах возмущенной публики, которая с наслаждением следила за любовниками даже тогда, когда они узаконили связь. В те дни актрису осуждал за безнравственность не только Ватикан, но и американский конгресс. Остальные завидовали.
Элизабет Тейлор была королевой гламура, и скандал стал ее амплуа.
Прежний — самодовольный и самодостаточный — Голливуд занимал в сознании современников то же место, что Камелот — в воображении наших предков. Попав в это заколдованное царство, все теряло вес, здравый смысл и правдоподобие. Как на экране, жизнь казалась двумерной, а звезды — мерцающими. Собственно, актеров потому и называли «звездами», что они светили всем, но были недоступными. Они жили пунктиром — от фильма к фильму, от свадьбы к разводу. И благодарный мир следил за этими вспышками света (конечно — высшего) из безопасного зрительского зала, зная, что границу между вымыслом и реальностью надежно охраняет гламур.
Больше, чем сплетня, и меньше, чем слава, гламур выхолащивал жизнь, делая ее завидной и невозможной. В происходящее на экране верили лишь те, кто творил иллюзию. В первую очередь — Элизабет Тейлор.
Начав карьеру в девять лет, она, к счастью, никогда не училась актерскому мастерству. Первая роль, которая принесла ей славу, требовала слез: у девочки умирает любимая лошадь. Лиз (так ее звали до старости, чего она не переносила) с трех лет ездила верхом, но еще никогда не плакала перед камерой. Обеспокоенные предстоящим наставники советовали ей представить, что отец (богатый галерейщик) умер, обнищавшая мать (театральная актриса) пошла в прачки, а домашнюю собачку переехал автомобиль. В ответ юная актриса захохотала. Сгущенный, как у Петрушевской, поток несчастий показался ей абсурдным. Когда пришла пора плакать, слезы сами полились просто потому, что выдуманную сценаристом лошадь Лиз было жалко не меньше, чем настоящую.