Автостоп сердца

Поразмыслив немного и написав объяснительное письмо в головной офис всей этой пирамиды по обмену культурным опытом, я приняла решение самостоятельно прервать своё участие в программе и вернуться в Россию. Я так соскучилась по родным просторам, нормальной еде, друзьям и, наконец, возможности свободно перемещаться в пределах города на своих двоих, не боясь, что кто-нибудь сочтёт меня проституткой. Да-да, однажды было и такое. Я шла с тренировки домой, пешком, и меня нагнал автомобиль, из которого – нет, не маньяк – вышла всего лишь одна из мамочек, заставила сесть к себе в машину и довезла до самой двери:

– Ты молодая, а вдоль трассы из молодых ходят только шлюхи.

Аргументы о том, что скоро моя попа начнёт рвать своими размерами даже самые просторные джинсы, а пешие прогулки полезны для здоровья, её не убедили. Пешком я больше не ходила и продолжала полнеть.

Самолет приземлился в пермском аэропорту в середине апреля. Моя мама, истощавшая после недавно перенесённой операции, не узнала меня в зале прилётов. Когда она поняла, что этот огромных размеров прыщавый исполин и есть её дочь, на глазах её выступили слёзы. Две недели я сидела на строгой диете, но в нормальную форму вернулась лишь через несколько месяцев. С тех пор на моём теле мелкие растяжки в районе ягодиц и бёдер – ноги и пятая точка толстели стремительнее всего. Я была счастлива оказаться среди пусть и немного раздражительных, но прямых и понятных русских людей. Друзья и бывшие одноклассники тоже шарахались от меня первое время, но постепенно габариты мои растаяли, наступило лето, и молодая жизнь вновь забурлила своим разнообразием.

***

Дело было вечером, делать было нечего. Я, Макс и Игнат сидели на девятом этаже в квартире его родителей, театральных актёров, уехавших со спектаклями в ежегодное турне по городам России. Летние дни неуклонно таяли в наших бурных беседах, частых спорах ни о чём, шумных коллективных прогулках и нередких пьянках по клубам. Зазвонил телефон. Игнат снял трубку. Сказал: «Алло». Тут же замолчал и изменился в лице. Закончив разговор, он повернулся к нам бледный и сказал фразу, которая не могла бы родиться даже в самом дурном кошмаре:

– Руслан умер. Покончил жизнь самоубийством.

В этот момент я стала старше на целую чужую жизнь. Смерть впервые подошла ко мне так неожиданно близко. По телу пробежал холодный и очень сильный импульс, как будто к внутреннему софту некогда беззаботной жизни подгрузили программу неотвратимых страданий. Этот импульс всколыхнул в памяти всю боль, которая за короткую жизнь уже успела отпечататься в уме своим разрушительным прикосновением.

Руслан был миловидным тонким высоким светловолосым очкариком. Он любил носить глубокую панаму на глаза и неизменную куртку ярко-жёлтого цвета. Его улыбка с маленькой ямочкой на щеке очаровывала, но сам он хотел казаться, скорее, циником, чем романтиком. Руслан вырос в суровом микрорайоне, расползавшемся вокруг Камской ГЭС. Грязно, серо, промозгло. Здесь жили зомби-трудоголики, укушенные безликим советским режимом и заливавшие водкой свою бесцельно уходящую в камскую пучину жизнь. Каким образом Руслану удалось превзойти гнетущий магнетизм этого места и стать иным и одновременно чуждым этой мрачной среде обитания, для меня оставалось загадкой. Он мечтал рисовать комиксы, писать музыку и тексты, то есть быть таким, каким его не хотели видеть и знать уставшие от въедливого пролетарского быта родители. Мы никогда не были с ним действительно близки. Я не могу вспомнить ни одного задушевного разговора, в котором открылась бы ему в своих переживаниях, а он поделился бы чем-то важным из своего внутреннего мира. Однако мы постоянно находились в одной компании, смеялись и шутили, бродили по одним и тем же заведениям и выпивали там – в общем, были в одном и том же потоке. Игнат и Максим, напротив, в разных пропорциях были с Русланом близки. Однако, когда с момента его смерти прошло уже несколько лет, друг детства Руслика (так мы все его называли), выросший с ним всё в том же пролетарском микрорайоне, не скрывая своей злости, сказал:

– Я убил бы этого чёртового Макса. Если бы не он, Руслан, возможно, был бы ещё жив.

Это была не первая попытка его самоубийства. Вероятно, их было не две и не три, а больше. Когда об этом навязчивом желании узнал Максим, то вместо того, чтобы попытаться излечить друга и дать ему надежду на лучшее, здоровое, не зависимое от параноидального детства завтра, он с азартом и горящими глазами поддержал Руслика в этом не совместимом с жизнью стремлении.