Автостоп сердца

Я спрашивала и получала ответы. Мы разговаривали о его детстве в Анапе у деда, о медсёстрах, которые часто дежурили у его постели после многочисленных травм от тренировок и соревнований. В детстве он занимался спортивными единоборствами. О том, какое мороженое он любил, когда был маленьким, и о многом-многом другом, что хранилось на самых дальних и пыльных полочках его памяти. Я гладила его по лицу и рукам, но стоило мне только потерять концентрацию, как его тело тут же начинало сжиматься и твердеть, и дикий зверь вновь пытался вырваться наружу. Прошёл, наверное, не один час этой дилетантской психотерапии, когда Антон наконец-то начал неудержимо зевать, неестественно широко раскрывая рот. Мозг требовал перезагрузки. Я отвела его на кухню, напоила чаем, а потом устроила спать в комнате с эркером. Оказалось, что, в страхе убегая из квартиры, Сансей, Киса и Лин забыли закрыть входную дверь. Она была нараспашку. Закрыв её, я закуталась в одеяло и свернулась калачиком на кровати Макса. Что же со мной произошло? Странный человек, который показался мне таким притягательным, вдруг попытался взять меня силой и вновь разбудил во мне все те переживания, которые роились в моей голове последние месяцы. Я чувствовала к нему сильное влечение, но, вместо того, чтобы отдаться этому чудовищу, нападавшему то ли изнутри, то ли снаружи, я предпочла надёжно спрятаться за образом матери. Так, в панцире из неприкосновенного образа забравшись в его детские воспоминания, я уберегла себя от насилия и узнала о нём много сокровенного.

За окном давно рассвело. В коридоре опять послышались шаги – Антон проснулся. Я вжалась в кровать, ожидая, что будет дальше. Он подошёл к двери, сонными глазами отыскал меня в дальнем углу с одеялом на голове и спросил глухим голосом:

– Что случилось?

Память сыграла с ним злую шутку. Большую часть произошедшего он не помнил, а события, которые мне представлялись в одном ракурсе, он помнил совсем иначе. Недостаток свежего воздуха в квартире и сильная кислота вперемешку с только ему одному понятными подводными течениями его психики спровоцировали потерю ориентации и обморок. Он очнулся в своей комнате, услышал сливающуюся в шум музыку и щебетание друзей на кухне, ворвался туда, увидел искажённые лица ребят, которые показались ему демоническими масками, схватил попавшиеся под руку столовые приборы – ножи и вилки – и набросился на них с дикими криками. Ребята испугались и кинулись вон. Не понимая, где находится, не чувствуя тела, в окружении бесов, Антон решил, что к нему уже пришла смерть, и отправился гулять по предполагаемому загробному миру. Неожиданно в соседней комнате он увидел меня, чьё лицо почему-то не исказилось бесовской маской. Голос в голове подсказал, что, быть может, я смогу помочь ему выбраться из лабиринта, в который он угодил.

В процессе восстановления событий наши тела, как лианы, переплелись, но чем ближе мы подходили к настоящему моменту, тем больше нас разводило в стороны. Он просил прощения и уверял, что такое с ним впервые, что он вовсе не хотел причинить мне боль, взять силой или что-либо в этом роде, но что было, то было, и он сам не может поверить в то, что натворил. Со стороны входной двери послышался шорох. Стараясь быть бесшумным, домой возвращался Сансей. Он хотел тихонечко пробраться мимо комнаты с эркером, но мы остановили его живыми радостными криками.

– Вы живы? Я боялся, что этой ночью в квартире кто-нибудь умрёт. Спасибо, Антон. Так сильно меня ещё никто не пугал.

Он пожал своему пугачу руку и дополнил историю новыми деталями. Выскочив ночью из подъезда, Сансей, Киса и Лин пытались решить, что делать: звонить в милицию, скорую или психиатрическую лечебницу. Ситуацию разрешила Лин:

– Не надо никуда звонить. Аня справится сама.

Весь день я провела в кровати. Следующим утром мы проснулись с Антоном в шесть и по девственному, пушистому снегу, тихо падавшему всю ночь, как ни в чём не бывало, отправились гулять на Дворцовую площадь. Он был всё так же молчалив, а я поглядывала на него искоса и грелась наивной мыслью, что за одну ночь узнала о нём больше, чем кто-либо ещё. Улицы города были безлюдны, фонари отбрасывали жёлтые рассеивающиеся круги на белую нетоптаную перину, и хотелось петь от счастья, попадая в их тёплый мерцающий свет. У самой Дворцовой площади, на доме номер десять, висела длинная растяжка с призывной надписью: «Переезжайте в Санкт-Петербург!» Теперь я знала точно, что моему переезду быть, ведь такие жирные знаки не увидит только слепой. Я поняла, что готова переехать не просто в новый город, а в новый любовный роман, который уже отпечатался на подкорке сильнодействующим химическим веществом, страхом и влечением, выжигая тем самым все прежние переживания.