Автостопом на север

Я показываю, как бью: правый — снизу. Воздух свистит, разрезаемый моими кулаками!

Глава V, или 10 часов 30 минут

— Что, у вас тут, в деревне, и защитного шлема нет? — спрашиваю я, разминаясь в своем углу, пока мне завязывают боксерские перчатки.

— Какой еще шлем?

Когда я был у Шубби на тренировке, я видел, как им шлем надевали.

— Ты это про защитную маску?

Он что, меня за олуха принимает?

— У нас эту штуку называют шлемом, пигалица!

— Шину мы при спарринге тоже не берем.

Я отмахиваюсь. Чего это он? Не знает, для чего шина в рот вставляется? Погоди, уложу тебя на песочек — не поможет никакая шина.

Подходит Че — и сразу ворчать: завязки не так завязаны, надо сверху, а не снизу. Опять он все знает.

— Ты ж так партнеру сразу бровь порвешь, — тихо говорит он мне, перевязывая завязки.

Зрителей хватает: за бельевой веревкой, натянутой вокруг нас, гул голосов.

— Друзья, мы рады, что нам представляется возможность показать вам хороший бой. В спарринге померяются силами Уве, Локомотив — Лейпциг…

Аплодисменты, выкрики.

— …и Гуннар, ТСЦ — Берлин.

Крики, хлопки, смех, свист.

Я уж хотел поднять руки над головой — поприветствовать зрителей, но вдруг чувствую: не могу! Детский паралич, что ли? Почему-то я весь мокрый, даже подошвы влажные. Что это? Никак, заболел? Только что на вышке этот приступ, а теперь еще сильней!.. Может, пора мне перейти на постельный режим?

Дребезжит крышка от большой кастрюли. Че выталкивает меня на середину ринга:

— Начинайте, чего вы? Или…

А я хочу домой, хочу в кресло, перевесить ноги через спинку, включить телек, включить транзистор — он у меня с ладонь, но все равно пищит громко. Закрываю глаза, говорю себе: «Густав, все это сон, проснись, Густав, ты не дома. Проснись…»

— Чего руки опустил? — шипит мой напарник. — Давай начинай!

Открываю глаза. Нет, я не дома. И не помогут мне никакие заклинания! Мальчишка шурует боксерскими перчатками перед самым моим носом. Тронутый небось!

Сейчас я прихлопну его, как муху.

Удар мой будет неотвратим, со свистом кулак разрезает шелковый воздух. Ничто живое не способно ему противостоять! Такая во мне закипает злоба, что я готов быка одним ударом свалить.

Я словно лечу за своим кулаком до самой веревки, с обеих сторон, словно комариные укусы, меня сопровождают удары мальца. Но что-то внутри зашевелилось.

Снова дребезжание крышки кастрюли, но где-то очень далеко, не то в Австралии, не то в Ростоке.

Росток?

— Давай в свой угол! — слышу я голос Че и чувствую, как он меня куда-то подталкивает.

А я только-только разошелся! Уже в своем углу я растираю песок ногами, стараясь показать, сколь я свеж и бодр.

Мегрэ и правда в своей лучшей форме. С ледяным спокойствием он оценивает обстановку. Шубби ведь показал мне, как это делается. Зажать надо. Но умеючи. Шубби приказал Мегрэ выкинуть вперед левую и тут же ее зажал между телом и рукой. И сразу бам-бам правой по кумполу.

Ну погоди, паренек. Пробил твой последний час!

Опять эта дурацкая кастрюля. Бросаюсь вперед. Прыгаю вокруг мальчишки и говорю:

— Давай, давай левую!

Мальчишка так и делает, и я ее тут же зажимаю и всей силой бью правой по голове. Да, это был удар. Че разводит нас и что-то бормочет непонятное.

Мальчишка стоит, вытаращив на меня глаза.

— Давай, давай опять левую! — предлагаю я.

А он скачет вокруг меня, будто балерина, и вдруг — как два удара колокола: бум, бум!

— Стоп! Разойдись! Всё.

Это голос Че. Где-то далеко. Он обхватывает меня, жмет вниз мои кулаки, я их почему-то совсем не ощущаю. Подталкивает к веревке.

— Друзья! Жаль, конечно. Ничего у нас не получилось. Техники не хватает у нашего друга из ТСЦ. Итак, до вечера. У костра, друзья. Дружба!

Сейчас я ему врежу, врежу по его идиотской береточке.

Но вот я снова лежу на пледе. Колокола в голове утихают: должно быть, на пожар звонили. Немного устал. Ни радости, ни злобы не чувствую.

— Так я и знала: будет драка. Ни за что не хочу больше смотреть бокс.

Где-то далеко — к его счастью, конечно, — слышу голос Че. Чего-то он там опять распоряжается. Учит мелюзгу плавать. Вечно ему чего-то надо!

Ищу часы в ворохе одежды. В песке они.

«Когда твой «икарус» отходит? — хочу спросить, но челюсти как припаянные, в ушах что-то щелкает, сто́ит только чуть-чуть двинуть подбородком».

Ну что ж, бывайте, уеду отсюда навсегда. Прощайте, клопы, будь здоров и ты, умник Че вместе со своей береткой…

Че провожает нас, при этом они опять треплются с Цыпкой о Бахе, симфониях, Бетховене…

Уже на шоссе слышу вдруг за нами быстрые шаги. Что-то знакомое. Вроде бы такие только что вокруг меня на ринге танцевали…

— Извини, — говорит мышка-балеринка.

Отмахнулся. Дело прошлое.

— Ты зря мою левую зажал, а потом ударил по затылку.

Ну и ну! Неужели это правда, Густав? Молодец!

— Ты ж ни разу в ринге не стоял.

— Только один раз в клубе ТСЦ, — бормочу я в ответ.

Понять, что́ я говорю, должно быть, невозможно. В подбородке что-то тикает, будто жук-древоточец в нем сидит. Правда, ведь один раз я был там. В тренировочном зале с Шубби.

— Ну ладно, бывай! Ударчик у тебя тяжелый.

Ишь ты! Мальчик, ты мне нравишься.