Это только во времена своей всероссийской славы батюшка возглавлял соборное богослужение, а в первое время довольно часто ему приходилось упрашивать чредного священника о предоставлении ему возможности совершить внеочередную раннюю литургию или хотя бы сослужить. Понятно, что первое время к батюшке относились с подозрительностью и даже неприязнью, поскольку с первого же дня своего пастырского служения он стал посещать ночлежки. Кронштадт был местом ссылки, так называемого, «неблагополучного контингента». Жила беднота в лачугах, в нищете. Процветало пьянство, разврат, мордобой. И к таким опустившимся людям (на самое дно) и стал ходить отец Иоанн, помогая и словом, и делом, отдавая порою нуждающимся последние сапоги. Поражающая воображение картина: идущий по городу босиком священник. За такие поступки первое время над батюшкой смеялись, принимая за чудака, даже доносы писали архиерею, обвиняя доброго пастыря в сектантстве. И по этому поводу батюшка был неоднократно призываем к служению в присутствии своего правящего архиерея, который всё доискивался, что же есть в нём такого сектантского. Увы, не оказалось ничего. А была лишь горячая, искренняя вера, которая, как известно, вытекает из дел, а не из слов, которыми, как непроницаемым облаком, окружают свою деятельность лицемеры.
«Помолимся, братие-сослужители, – говорит отец Иоанн, – да даст Господь нам богоугодне совершить мироспасительную, душеспасительную Божественную литургию».
Отверзаются царские врата. Твёрдо, раздельно, из глубины сердца произносит батюшка первый возглас:
«Благословенно царство Отца и Сына и Святого Духа, и ныне и присно и во веки веков».
И весь уходит в себя. Редко когда откроет глаза. Служебника не открывает – молитвы читает наизусть, часто вполголоса. Батюшка не любит тягучего пения. Просит, чтобы пели динамично, бодро и собранного. И дьяконов приучает произносить ектении без затягивания. Внятно, громко, «сердечно», без затягивания и сам делает возгласы. Во время молитвы «Единородный Сыне» при словах «распныйся же, Христе Боже…» порывисто берёт и целует напрестольный крест. Бывает, и в другие моменты неожиданно берёт и смотрит на него восторженно, прижимает ко лбу, к устам, шепча слова молитв…
С напряжённым вниманием вслушивается в слова Апостола и Евангелия, иногда кивая головою. Требует, чтобы чтение было доступно не только слуху, но и сердцу. «Не затем читается Евангелие, – говорит дьяконам, – чтобы только бить воздух громогласней, но и бить также по сердцам».
До великого входа отец Иоанн погружён в молитву за людей.
«Господи, – молится он, – многие из предстоящих в храме Твоём стоят праздны душами своими, не ведают, о чём подобает молиться; исполни сердца их ныне; в этот день спасения, благодатию Всесвятого Духа Твоего, даруй их мне, молитве моей, исполненных познанием благости Твоей и сокрушения, и умиления сердечного; даруй им Духа Святого Твоего, ходатайствующего в них воздыханиями неизглаголанными».
Молится батюшка порывисто, настойчиво, даже требовательно, с властью, ему, как священнику, вверенной.
Молитва батюшкина ощущается всеми – и сослужащими, и молящимися.
Начинается пение «Херувимской».
Простерши руки к изображённому на раскрытом антиминсе Христу, батюшка опять уходит в себя. Слёзы текут по его щекам, он вытирает их платком.
С «печальной торжественностью» совершается Великий вход – шествие Иисуса Христа на Голгофу, на место распятия посреди разбойников, на место крестных страданий.
Начиная с Великого входа, отец Иоанн погружается мыслью в воспоминания последних дней жизни Господа на земле. В этот круг мыслей вводит он себя следующими словами: «И изведоша Его вон из винограда и ту убиша Его».
Вообще в этот момент литургии отец Иоанн начинает вставлять множество своих молитв, иногда произнося их вслух. К тайной молитве перед просительной ектенией, после Великого Входа, прибавляет:
«Сподоби нас обрести благодать пред Тобою еже быти Тебе благоприятней жертве нашей и вселитися Духу благодати Твоей в нас и на предлежащих Дарех сих – и на всём учащемся юношестве, на всех рассадниках духовных монашеских, на нищих людях Твоих, вдовицах, сирых и убогих, на пострадавших, на всех заповедавших мне, недостойному, молиться о них, на всех людях Твоих, яко вси Твои суть. Ты бо создал еси их по образу и подобию Твоему, Ты отродил еси их водою и Духом, Ты благодать сыноположения даровал еси нам, Ты залог Духа в сердцах их дал еси, Его же ничто же есть драже, освятительнее, совершеннее. Ты питаешь их плотию и кровию Сына Твоего, их же ничто же есть сладостнее, Ты подаёшь им вся благая по естеству и по благости, им же несть числа. Присвой же всех нас Тебе, отчуждаемых грехами и врагами борющими нас, и да никто же от нас будет стяжание и брашно чуждему (диаволу). Сам нас спаси, Отче щедрот и Боже всякого утешения».
К словам «Христос посреди нас», при взаимном целовании в алтаре священнослужителей, прибавляет:
– Живый и действуяй.
И тем наполняет трепетом сердца сослужащих.
«Я готов был упасть пред престолом», – вспоминает один из них.