Аз Бога ведаю!

И к Святославу шли со всех сторон, удельные князья оружьем и доспехом помощь слали, конями и припасом. Вернувшись в Киев без меча и в рваном рубище, князь скоро уж свёл под свою десницу дружины десять тысяч. Однако к тому дню на порубежьях вражьей силы стояло в тридевять, и всякий полководец, пришедший драться с варваром, заманивал его к себе и тешил мысль сразиться первым и победить в кровавом пире. Набеги дерзкие в украинах земель, осады городков и крепостей тревожили и возбуждали князя, словно медведя в логове, а супостату того и надобно: пусть в ярости утратит Святослав все замыслы свои и хитрость, пусть ввяжется в сраженье, и тогда весь возмущенный мир, собравшись скопом, вонзит клыки и разорвет на части сей народ, несмысленно живущий, ибо презирает злато. Но варвар-князь терпел укусы, хоть и скрежетал зубами, и лишь однажды огрызнулся, когда орава степняков – союзников империи – ударила в подбрюшье, стремясь отрезать Птичий Путь. Будто из трав соткались, из воздуха и вод священные полки и страшной была месть: весь сброд степной числом до тысяч тридцати сметен был словно сор и погружен в пучину вод Хвалынских. До скончанья лета жирели чайки, расклевывая трупы, а лебеди, летели без отдыха на реку Ганга, брезгуя на море опуститься. Вождь казаков, кочевникам известный как воевода Претич, взял Дербент, спалил его и погрозил в Полудень:

– Не замай!

После чего ушел на свои станы и снова растворился средь трав и вод.

И на какой-то срок унялся пыл царей, и долго не было охоты дразнить медведя. Он же, сидя на киевских горах, ждал помощи богов, ибо то, что замыслил, не свершить было одной лишь силой человечьей.

– Владыка Род! – взывал он к небесам. – Ну полно же сердиться. Ужель не зришь, как обступили Русь? Без вас бы одолел всех супостатов, но ты, Перун, мой меч спалил и сжег копье! Ты ослепил меня, и я не могу прочесть нечитанную книгу… Даждьбог! Я внук твой! Так дай же мне в последний раз пройти тропой Траяна! Отец мой, Род! Тобой лишенный, я не ступлю в Последний Путь. Я сам себя обрек на вечное скитанье… Но дай мне ратный Путь! Иль скажешь: то, что замыслил я, есть промыслы твои?! Но к чему тогда ты ношу, трудную взвалил на плечи – силу воли? Молчишь?!. О, боги! Мне с вами тяжко, но и не слышать вас мне пусто, одиноко. Владыка Род, я по тебе тоскую и теряю свет. Ужель се участь всех, кто хоть единожды тебя изведал?

А в небесах светила лишь звезда Фарро, однако же она могла лишь взор утешить, не более…

Глубокой осенью, в предзимье, когда степные конницы в грязи увязли и кони отощали от бестравья, когда грозная поступь легионов сменилась топтаньем у костров и дрожью хладной, когда в шатры и вежи понесли не вина и плоды, чтоб тешить брюхо, а тряпье, овчину и солому, и воеводы бравые, утратив спесь, видом своим напоминали чучел, коих сжигают в праздник Костромы, князь двинулся в поход.

Но прежде созвал князей удельных, бояр, посадников и прочих вельмож, после чего детей призвал и матерей их. Сынов по правой стороне, суть под десницу усадил, а жен по левой. Впервые всех собрал и, взором их окинув, вдруг пожалел, что ведал Тьму, потом изведал Свет и бога, но вовсе не познал всех прелестей обычной жизни – всех радостей земных. Боярышен сих, будучи в безумстве, силой брал, а еже б по любви! По воле духа совокупился с началом женским! И ныне б не терзался, что небо отвернулось, ибо сие начало и есть суть проявленья бога, природы, косм Света нисходящих. И токмо через жен возможно достать небесное и божество познать!

Малуша-ключница, безвольная рабыня, изведавшая кнут и униженье, но и та сейчас намного ближе к богам, чем он, сын от плоти, поелику владеет тем же, чем и Род – Таинством Рождения.

Да поздно сожалеть…

– Я вам сулил в наследство меч и копье, – сказал он, глядя на старших сыновей. – Да не сберег оружия, с коим не страшен ни супостат и ни пространство. Сражаться и по земле ходить придется вам без божьей помощи и силы, не чародейским образом, а человечьим, как мы ходили на Дунай.. А посему даю в наследство то, что есть – суть землю. Моя мать стара, чтоб Русью управлять, и вера у нее другая, не русская. Сами помыслите, как можно княжить ей, владеть народом вольным, коль она зовется ныне. – раба чужого бога? Пусть, как завещано дедами, даждьбожьи внуки Русью правят и рядят в ней суды. Ты, Ярополк, садись на Киевский престол, – князь за руку подвел его и усадил на трон. – Все зрели, чьей волей мой старший сын отныне – Великий князь?

– Истинно зрели! – откликнулись удельные князья, посадники, бояре. – Великий князь – суть Ярополк!