Вот и бились об заклад двое приятелей-стрельцов, Петр да Ерофей, ожидая, пока настанет их время. Идти на лодках и кораблях на штурм, крепость брать... кто тут лучше стрельцов будет?
И Петр и Ерофей были как раз из тех, кто в приснопамятном бунте участия не принимал. Надо сказать - не по политической позиции, а просто - у Петра именины были, ну они с Ерофеем и загуляли немного. А как проспались - так им и дурно стало. Пока они по кабакам гуляли, иезуиты царя отравили, да еще людишек на бунт подбили. Парням не нагорело, даже полк их не расформировали, но... неприятно это.
И не украл, и не украли, но была там какая-то история. Вроде как и не виноваты, а и правыми до конца не оказались. Ну да ладно, на войне много чего сглаживается. Опять же, Алексей Алексеевич себя зарекомендовал, как хороший полководец, из тех, что людей бережет...вот мужики и не злились.
Наоборот - драться собирались не за страх, а за совесть.
Государь сказал, что первым десяти, кто в крепость ворвется - медаль именную пожалует и деньгами не обидит. Да и на пушки людей не гнал... так - воевать можно. Так - правильно.
Но наконец отгремели выстрелы - и стало непривычно тихо. Поднялась и опустилась рука с красным платком.
На штурм!
Крепость молчала. Молчала, пока гребли к ней так, что весла трещали, молчала, когда высаживались - то ли не могли поверить, что обстрел кончился, то ли храбрость по штанам собирали...
Впрочем, последнее предположение не оправдалось. Потому что шаг, другой, третий - и тут из крепости ударили ружейные выстрелы.
Охнул, хватаясь за плечо Ерофей. Из-под пальцев проступило красное...
Петр выругался черными словами - и бросился вперед.
Ах вы, твари!
В наших стрелять?!
Да мы вас сейчас, как слизь по камням размажем!
И размазывали, и рвались вперед, через завалы, рискуя сломать ноги, под огнем, не кланяясь пулям - на штурм!
Это русская крепость! Ее русский князь Юрий ставил!
И они пришли обратно, и не уйдут...
И шведы дрогнули.
Эти выстрелы были последней попыткой сопротивления, о большем там и не помышлял уже никто. Ни камни на людей сбрасывать, ни кипяток лить - не с чего было это делать. Просто - не с чего.
Массированный артиллерийский огонь привел крепость в небоеспособное состояние, лишив большинства площадок для стрелков, да и самих стрелков - тоже.
Чудом уцелевший комендант попробовал поднять выживших в атаку, но...
Страшная это штука - кинжальный артиллерийский огонь. Пусть полноценным огнем Софья это не назвала бы, скорее его прадедушкой, но люди-то в это время и того не знали! И не видели ранее!
Так что боевого духа у гарнизона не осталось. Вообще.
А уж когда русские ответили на их выстрелы - своими...
Петр ударил одного шведа прикладом, сбил с ног другого, выхватил саблю и полоснул третьего, отбрасывая бесполезную сейчас пищаль. И - врукопашную, чуть ли не зубами в глотку врагу вцепиться, выгрызть победу....
Покр-рошу, твар-ри!
В число десяти первых он не попал - увлекся дракой. Но и так государь их отряд отметил, похвалил и пообещал деньгами пожаловать по возвращении домой. Ну и сейчас чуточку малую из полковой казны выдадут.
Ерофей оставался в Нотебурге, которому отныне и навечно зваться Орешком. Как и все, кто были ранены, кому требовался покой и уход. Пусть отдыхают, да шведов гоняют. Из-за них крепость разрушить пришлось - вот пусть пленные теперь завалы разбирают, крепость восстанавливают, чинят, что могут...
А войска государя Алексея Алексеевича отправляются брать Ниеншанц.
***
- Турки взяли Вену!!! Взяли! Вену!!!
Илона всегда была красива. Но сейчас, когда свершилась, пусть частично, ее месть - сейчас она была невероятна. Она просто сияла изнутри, как драгоценный черный бриллиант, да так, что даже ее люди замирали восхищенно и провожали госпожу глазами.
Как же она была сейчас счастлива!
Хоть кто-то напакостил проклятым Габсбургам!
Имре писал быстро, но самое главное в письме было.
Илона поняла так, что турки уходить не будут, а будут держать город, сколь смогут. Леопольд пока сбежал в Линц и сидит там. Вот бы на него нашлась какая-нибудь благородная рука. Вроде той, что оборвала жизнь Эдуарда Второго в замке Беркли или Генриха Четвертого на улице Ферронри.
Илона понимала, что это вряд ли осуществимо, но помечтать-то можно? Леопольду, значит, убивать ее супруга разрешено, а ей и подумать - грех?
Нет уж, пусть монахи о том плачутся, а она к святым себя не причисляет, получив удар по левой щеке, правую подставлять не будет!
А теперь надобно прикинуть, как лучше.
Отправлять или нет детей на Русь?
Хотя сына можно и при себе оставить, а вот дочь, как залог мирных намерений... она поймет. Она очень умная девочка.
Леопольду пока будет не до них - и можно попробовать отделиться в исконных границах. Можно...
Только вот придется полякам присягать.
Или османам?
Илона была неглупа и отчетливо понимала, что долго османы Вену не удержат. Год-два, безусловно, они там простоят.
А пять лет?
Десять?
Нет.
Их вышибут на исходные позиции.
Сейчас Папа Римский начнет шум, все поднимутся - и турки уйдут. А она - останется. И Имре - тоже.