Азъ есмь Софья. Государыня

Зачистка – дело привычное. Солдаты шли по улицам, проверяли дома, всех мужчин немедленно либо убивали при попытке сопротивления, либо связывали, так же поступали и с женщинами. С рабов тут же срывали ошейники, кое-кто хватал оружие – и дальше шел за войском.

Турки сопротивлялись бы куда как интенсивнее, но Керчь никогда не брали с суши. Неудобно, не подойдешь, не поставишь пушки, чтобы обрушить стену, да и татары – надежные сторожевые псы.

Не было ранее взрывчатки подобной мощности, да и возможности у русских не было. А сейчас, при соединении одного и второго, получались замечательные результаты.

Столкнулся с организованным сопротивлением Анфим Севастьянович – у казарм. Ну как – организованным? Четыре сотни янычар – и почти тысяча русских?

Янычар положили почти всех, оставшихся чуть ногами не затоптали. Хотя и у Хитрово потери составили чуть ли не пятую часть отряда. Зато пороховой склад удалось захватить без проблем – и Косагов твердо решил не отходить оттуда. Не дай бог, какая шельма факел кинет куда не надо!

Алексею Алексеевичу пришлось сложнее всех.

На стене, обращенной к морю, на тот момент была сосредоточена самая боеспособная часть керченского гарнизона. И приказа «на штурм!!!» русские войска ждать не стали. Они просто ринулись на врага с тыла, вопя что-то бессвязное, сливающееся в единое многоголосое «Ур-р-ра-а-а-а-а!».

Стоит отдать должное мужеству турок – они отчаянно сопротивлялись, но куда там! Посопротивляешься тут, когда с моря обстрел ведется уж вовсе нагло, а в гавань один за другим входят корабли, казаки высаживаются на берег и лезут штурмовать равелин, а отогнать-то их и не получается – с другой стороны тоже русские!

К вечеру Керчь была взята. Русским досталась богатая добыча – почти тысяча пленных турок и две тысячи освобожденных рабов. И несколько галер, которые так и не успели выйти из гавани. Слишком разленились экипажи.

Так что спать в эту ночь завоевателям не пришлось. Работали все, не покладая рук. В городе требовалось навести порядок, заделать стену, устроить ревизию, поставить всюду своих людей, проследить, чтобы никто никого не обижал… Турок в принципе и жалко-то не было, как и пленных татар, но… не уничтожать же рабочую силу?!

Ни в коем разе!

* * *

– Вань, ты тут комендантом останешься?

– И отпустить тебя дальше одного? Ни за что!

– А что в этом такого страшного? На полуострове уже наших больше, чем чужих.

– Лешка, хоть ты и царевич, но это не обсуждается. От несчастного случая никто не убережется, а как я Соне в глаза смотреть буду, ежели с тобой что? А меня и рядом не было? Она ж мне голову отгрызет!

– Не отгрызет. Она тебя любит.

– Э, нет. Любит она тебя, а меня… Я для нее как брат.

– Ой ли? – Алексей весело прищурился. – Вань, ты ее любишь?

– Люблю.

– Так женись!

– И кто мне даст?

– Так я и дам. Отец мой не вечен, так что… потом все в твоих руках будет. Да и смерти отца ждать не стоит. Вон, тетка Анна довольна-счастлива, детей прижила. Тетка Татьяна ее путем пойти собирается. Ежели что – неуж твоя матушка ваших детей не примет?

– Она-то примет, но мне Сонюшку неволить неохота.

– А поговорить с ней ты не пробовал?

– А ежели откажет?

– Я сам с ней тогда поговорю.

– Леш… давай мы сами разберемся?

– Год времени даю, потом помогать буду. Понял?

Ваня сверкнул на приятеля глазами. Ладно, вот придет время – разберутся. А пока…

– Так дальше мы куда идем?

– Вы – вдоль берега, мы – по берегу. Кафа, Балаклава, Бахчисарай… а там и с Иваном Сирко встретимся.

– Вот кому бы на Сечи быть…

Алексей покачал головой:

– Вань… воин он от Бога, да вот беда – характерник. Им править нельзя, не тот склад. Он за свою родину стоять счастлив будет, но править – Стенька должен. Да и лет уж Ивану сколько… пусть Степан сначала на него опирается, опосля уже и сам во всю мощь встанет.

– Не боишься, что потом отколется?

– Нет. Ежели уйдут они от нас – на них мигом хищники найдутся. Да и кровь не водица. Недаром мы за него тетку Татьяну отдавать хотим, привяжет она его крепче любой веревки.

– А Иван в пользу сына не начнет?..

– Так и дети у него… все в отца-волка. Им стаю водить, а не землю холить. Нет, Ваня, тут все верно рассчитано. Скажи, поведешь ты флот далее?

– Попробую…

– А я с войсками по суше пойду. С-степь…

– Не нравится тебе тут…

– Да и тебе ведь тоже. Домой хочется, на Русь-матушку…

Юноши переглянулись, давя тоскливый вздох. Сколь ты земель ни повидай, а все одно, ничего нет на свете краше родины…

* * *

На родине тем временем скучать не приходилось никому.

Софья лично спускалась в пыточную. Выходила белее мела, с черными кругами вокруг глаз, потом долго блевала у себя в покоях, терлась куском ткани, пытаясь убрать мерзостный запах, но ничего не помогало. Он ей всюду чудился.

Царская семья смотрела на нее с сочувствием, бояре – с ужасом, Софье все было безразлично.

Никто иной не мог сейчас взять в руки все нити и как следует цыкнуть на распоясавшуюся вольницу.