Азъ есмь Софья. Царевна

Не просто так Поль предавался размышлениям, ой, не просто. Обговорив все с царевичем и с Иваном Морозовым, они были более, чем уверены что часть турецких кораблей постарается под покровом ночи выскользнуть из гавани. И — ждали.

Так оно и вышло.

Шесть галер и несколько фелюг попытались сквозануть в темноту…

А зря.

Казачьим 'чайкам' они были на один зуб, но требовались не казаки, с их абордажем, о, нет! Требовалось напугать!

А потому…

Казаки просто обнаружили беглецов и подали сигнал, а уж Поль распоряжался дальше. И именно он скомандовал — огонь! И следил, как по правому борту расползаются два громадных костра. Стреляли‑то сначала 'греческим огнем', а потом зажигательными снарядами. Так что…

Две галеры горели свечками, кто успел — прыгали за борт, оттуда доносились истошные крики рабов…

Еще четыре окружили и брали на абордаж. Эти выжили, те умерли… почему?

Как говорят сами турки — кисмет.

Из мелких суденышек не ушло ни одно. Да и те четыре галеры не сильно сопротивлялись. Зрелище ужасной гибели идущих впереди, парализовало турок — и как надеялся Поль — и тех, кто смотрел с высоких стен Кафы.

И — да. На следующий день переговоры прошли гораздо более продуктивно для русских. Юсуф — паша представил себе, что может наделать в его гавани греческий огонь — и новые пушки русских, которые достреливали туда, куда не доставали турецкие, ужаснулся — и согласился на капитуляцию.

Через десять дней Кафа перешла в руки русских.

* * *

Софья смотрела в стену остановившимися глазами.

Вот так вот, дорогуша. Ты этого хотела? Получи и распишись! Ты в своей жизни много чего делала, а списки на казнь утверждать как‑то не доводилось. А надо…

А придется…

Хованский, наконец, разговорился, начали каяться и Долгоруковы, но истинное удовольствие Софья получила, читая признания старца 'Полоцкого'

Все верно, куда не пускают, туда и лезут. Вот протестанты как‑то на Москве были — в Немецкой слободе, а вот католиков… они тоже были! Но иезуитов не было! А хотелось.

Идея была неплоха — воспитать царское потомство в культуре Запада. Воплощение подкачало — и тогда, как это уже не раз бывало, они решили пойти через кровь.

Да, не раз.

Не первый раз случались странные и необъяснимые смерти государей, их жен, их матерей, вспыхивали необъяснимые бунты, предавали и били в спину самые, казалось бы, верные…

Сейчас она встала на пути этой силы. Именно она.

Софья прислушалась к себе. Да нет, гордости не ощущалось, ощущалось желание… танцевать!

Да, именно так! Встать с кресла, пройтись по кабинету в вальсе… видит Бог, если она будет жива — она обязательно научит всех танцевать вальс! Великий, бессмертный вальс — и его король да будет бессмертен вовеки!

Ничего удивительного в ее реакции не было — организм, получивший сильный стресс, защищался всеми средствами. Переключал разум… но ненадолго, совсем ненадолго. Софья, в любой из своих жизней, была воительницей — и большей радости, чем схватка с достойным противником, для нее просто не было. Да, в этой битве победительницей она не выйдет, но иногда ничья — более, чем достойный результат. Только представить себе — орден иезуитов, который, говорят, и в двадцать первом веке отлично себя чувствует, и одна — единственная соплюшка против них. А ведь они сейчас в силе, сожрут и облизнутся…

Софья чуть поежилась.

Пусть попробуют!

Не будем слишком самонадеянны, но на ее стороне играет расстояние — и обычаи. И то, и другое не даст иезуитам спокойно шляться ни по Москве, ни по Руси. Тем более, Симеон, оказавшийся недостаточно крепким, чтобы выдержать пытку и достаточно сильным, чтобы не сдохнуть (берег себя, нечисть иезуитская, небось, следил за здоровьем!) закладывал всех, кого мог вспомнить.

Два десятка иноземцев, которые весьма уютно чувствовали себя в Немецкой слободе.

Софья подержала лист кончиками пальцев, быстро поставила росчерк и печать.

Арестовать их поручим Патрику Гордону — это его территория.

Бояр будет арестовывать… м — да, а хоть бы и Ежи Володыевский! Он сейчас здесь, он знатный шляхтич, так что урона чести тут нет никакого. А вот остальное…

У него нет преклонения перед боярами, он не привык с детства шапку гнуть. Скажут — тащить и не пущать, так он и сделает. А кто сопротивляться будет, так и в зубы можно…

Бояр?

Так не царя ведь! За такие выходки Алексей Михайлович об них бы посох обломал! А она девушка хрупкая, нервная, она посохом не может. Придется уж по — простому…

Второй росчерк занял свое место.

Далее…

Стрелецкие полки надо расформировывать — и переделывать в другие. А еще…

Вот последний список был самым неприятным. Но — необходимым. Примерно двести человек, которые в той или иной мере знали, что и как будет, которые мутили народ и подбивали стрельцов…

Двести. Человек.

А ведь они не на елке выросли. У них есть семьи, жены, дети, которые останутся без кормильца — и брать таких детей в царевичеву школу — губительно. Самой волка растить, который тебе в глотку вцепится?

Но и…