Аз есмь царь. История самозванства в России

Сигналы, поступающие из потустороннего мира и призванные доказать подлинность кандидата на престол, многообразны. Преобладающим мотивом среди них была отмеченность Богом, одной из разновидностей которой, известной, в частности, во Франции, являлся дар чудотворения. Подобно французским королям, русские самозванцы могли исцелять болящих. Так, некий крестьянин по фамилии Мосякин мог ворожить и лечил, помимо прочего, с помощью заклинаний (1774). Он выдавал себя за императора Петра III и, чтобы подтвердить свои слова, демонстрировал крестообразные родимые пятна на груди и спине, свидетельствующие о его избранности. В 1712–1715 годах нижегородские крестьяне прятали у себя некоего Андрея Крекшина, считая родимые пятна у него на теле достаточным доказательством того, что он «царевич Алексей» и что «его отец Петр Великий». В 1732 году казак Ларион Стародубцев называл себя Петром Петровичем, братом царевича Алексея; прежде чем его схватили, он сумел собрать отряд из трех десятков человек. В 1771 году среди донских казаков объявился «Петр III», беглый крестьянин двадцати пяти лет. Когда в Царицыне его поймали и собирались переправить в Москву, он, обратившись к толпе, попытался показать крестообразное родимое пятно у себя на груди, признак его царского происхождения; войскам пришлось открыть огонь, чтобы очистить подступы к зданию, в котором находился самозванец. Список «царских» меток пополнился в 1840 году благодаря отставному гусару Александру Александрову: у него не было указательного пальца «до фаланги» – неоспоримое доказательство принадлежности к царскому роду. По его словам, он умел предсказывать будущее и определять местонахождение чудесных кладов. В 1843 году крестьянское восстание вспыхнуло в Челябинске, но было жесточайшим образом «замирено». Когда через два года разнесся слух о грядущем приезде в город одного из членов царской семьи, он пришелся как нельзя кстати: теперь крестьяне могли на законных основаниях собирать сходки и писать жалобы, чтобы вручить их высокому гостю. Вскоре распространился новый слух, который легитимировал действия крестьян и подтверждал прибытие высокой особы: на могилу крестьянина, который в числе прочих был забит кнутом до смерти в 1843 году, каждую ночь с неба якобы спускалась свеча и сама собой зажигалась. Наконец, долгожданная новость обрела более определенные контуры: брат царя, великий князь Константин Павлович, направился туда, чтобы покарать местные власти, равно как и тех крестьян, которые в 1843 году отказались примкнуть к восстанию. Эти последние, почуяв для себя угрозу, тоже писали жалобы, чтобы доказать свою солидарность с участниками восстания 1843 года. Между тем мнимый Константин поселился в крестьянской избе, вел простую жизнь, обращался с крестьянами как с равными и принимал от них деньги и еду. Доказательством высокого происхождения незнакомца служило расположение волос у него на груди: они росли в форме креста.

Эти Божьи метки, иногда упоминаемые вербально, иногда показываемые наглядно, отзвуки древних легенд и священных преданий, выполняли одну функцию – легитимировали народные акции. Если со времен Петра I монарх был уполномочен назначать наследником трона любого, кто казался ему наиболее подходящим кандидатом для сохранения его вотчины, то народ тоже выработал свои критерии определения подлинности царя: Россия превращалась в настоящий рассадник государей.

Глава XIII. ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ ОТ ПРЕСТОЛА

– Знаешь ли ты, матушка, кому ты подаешь напиться? – спросил Пугачев. – Я император Петр Федорович.

– Как, и ты тоже! – ответила крестьянка. – Ноне уж трое были, все-то Петры Федорычи… Испей, батюшка, испей себе на здоровье.

В. Г. Короленко. Современная самозванщина

Хотя участники восстания 1670–1671 годов – люди, стоявшие на нижней ступени социальной лестницы – буквально из ничего слепили себе образ небесного государя, Нечая, на самом деле они уповали скорее на человека своего круга, Разина, и именно его прочили на престол. Правящая верхушка в лице Петра I пошла им навстречу и удовлетворила одно из их главных требований: будущему царю теперь не нужно было быть членом царствующей династии и даже природным дворянином. И действительно: императору наследовала жена, крестьянка по происхождению. Семена, брошенные в столь благодатную почву, дали исключительные по разнообразию и богатству всходы. Низы со всей серьезностью восприняли опасную идею о том, что царем отныне может быть любой. Весь XVIII, а также XIX век эта идея носилась в воздухе на просторах огромной империи, во всех ее городах и весях: число самозванцев, объявивших себя царями или царевичами, превышало в тот период все мыслимые пределы.

ЛЕГЕНДЫ И СЛУХИ