Крестьянин формально объявлялся «свободным», но он должен был, помимо выплаты выкупа, еще и в течение двух лет отбывать барщину. После окончания этого срока он становился «временно обязанным» и вынужден был в соответствии с «уставной грамотой», составлявшейся помещиками, платить последним денежный оброк, который нередко, вопреки формальному запрету, превращался в барщину. Продолжительность этого нового состояния крестьянина в Положении никак не определялась; все зависело от местных условий – например, от качества и количества земли, которой располагали помещик и его бывшие крепостные. Выкупать свою землю крестьянам приходилось в течение нескольких поколений. Кроме того, Положение предусматривало переход к помещикам части земель (отрезков), ранее находившихся в ведении крестьян, и дробление крестьянских наделов. В каждый из них вклинивалась полоска помещичьей земли, делая господ хозяевами положения, так как они могли запретить бывшим крепостным проходить через их земли, препятствуя свободному доступу крестьян ко всему их наделу. Многие помещики, воспользовавшись этим, закабаляли крестьян, ставя их в зависимость, которая подразумевала далеко не только финансовые отношения. Так они добивались быстрой окупаемости, сделав ставку на барщину, что позволяло им обходиться без инвестиций и модернизации хозяйства. Эта зависимость не только вызывала чувство жестокого разочарования у бывших крепостных, но и создавала серьезное препятствие для развития гражданского самосознания у сельского населения всех страт и категорий. Продолжала сохраняться община, подчинявшая себе крестьянина. Она коллективно платила налоги, независимо от числа членов, и, как следствие, сковывала их социальную и географическую мобильность. Новая земельная система вела к переплетению крестьянских и помещичьих земель, производственных отношений и интересов: с одной стороны, отношений рабского типа, обусловленных фактической личной зависимостью, с другой – отношений капиталистического типа. Она способствовала сохранению самых архаичных форм экономической эксплуатации и социального доминирования, затормаживала рост капиталистических отношений в сельском хозяйстве и препятствовала социальному развитию деревни. И наконец, крестьяне оставались людьми второго сорта, которых по-прежнему можно было подвергать телесным наказаниям. Все эти факторы дали о себе знать во время революций 1905 и 1917 года.
Прекращение зависимости мужика от барина, которую даже царские чиновники на местах именовали «рабской», было одним из главных требований крестьян еще до 1861 года. Поэтому и Положение, не предоставившее им немедленную и безусловную свободу, они встретили в штыки. Беспорядки, случаи отказа повиноваться, иногда массовые бунты, хоть и были разрозненными, мобилизовали значительную часть крестьян. Такая реакция не удивляла предводителей дворянства Подольской губернии: «Что же ожидать от сословия, коего крепостная зависимость отменена покуда только на бумаге, от сословия, которому еще так недавно передали на руки толстые фолианты для уразумения своих прав, которого потом за непонимание этих прав приводят к порядку теми же крепостными способами, а иногда и кровопролитием?» В докладах жандармов выступления крестьянства в период после 1861 года объяснялись самоуправством господ и нестерпимым помещичьим гнетом. В них признавалась правота крестьян, отказывавшихся отбывать еженедельную трехдневную барщину, которую им навязывало Положение; нужно сказать, что фактически продолжительность отбывания барщины нередко составляла не три, а шесть дней, в два раза превышая максимально допустимый срок.