Азъ-Есмь

«Чтобы революция ожила, ее надо переизобрести», – говорит пламенный Рауль Ванейгем. Молекулярная революция», «Фрагментарная революция», «Сексуальная революция», «Повседневная революция», «Инволюция», «Ирреволюция» – этот «темный ряд», обремененный квази-боевым порядком «фаз» и «подфаз», отодвинул реальный революционный проект как реакционный и утвердился в качестве безжизненного радикал-экстрима. Как свернуть этот квази-революционный флаг, что развивается над гробом мифов? Очевидно, обратившись ко злобе дня, черпать революционную поэтику не из «ущемленных интересов», а из державных сил прошлого, опасных истин настоящего и духовной свободы будущего. Причем, таким образом, чтобы контраст между потенциальным укладом жизни и царящей бедностью выглядел потрясающим, то есть абсолютно нетерпимым…

Наши экуменисты, либеральные церковники, режимо-блюстительная паства и прочий гибридный resentment, сегодня пытаются слова «Да будет воля Твоя» интерпретировать и продвигать как эталон послушания, как отказ от права на борьбу, как отнятие собственной воли высшей Волею. Хотя в них свобода воли и автономия полноправной личности, что называется, налицо. И – сохранена во всей своей неприкосновенности именно в твердо акцентированном «Да будет». Как подоснова прав Личности «Да будет» являет то самое ценное воплощение свободной воли, что может сказать и – «Да не будет». «Да будет…» – если мы поднимемся над тезисом и антитезисом и вникнем – звучит из самой глубины нашей самости, как свободный ответ на призыв божественной Воли. «Да будет…» Это – я и каждый сам себе говорит, - решаясь и избирая путь, и только такой ответ нужен Богу.

В речении «Да будет воля Твоя» заключено, несомненно, сочетание двух воль, а не одной воли. За это положение, как известно, боролся Максим Исповедник, и это сочетание есть сублимация – преображение – нашей человеческой воли через посредство Высшей, Ниспосланной. Преодоление возникающей антиномии разрешается, как явно видится, так: Бог хочет, чтобы мы исполняли Его волю, однако, не как рабы, не как выживающие, не как корчащиеся в экспансивно-разлагающем миллениуме клоны, а как Сыны Божии. Отношение Богосыновства есть единственный символ животворной установки «Да будет воля Твоя». Призыв исходит «свыше», от иерархически высшего Лица. И Сын отвечает на этот призыв свободной любовью человека, неотрывного от народной судьбы и родного народа, от собственных родных и близких, с которыми он кровно связан. На установку антинародного правителя или конституирующее заклинание временщика-обновленца-рукосуя он может, а то и должен ответить отказом: «Пойми, ничто на век не задано…» Или энергией мятежника, крушащего декорации порабощающей мультикультуры и толерантности. Такой, к примеру, которая заключена в духоподъемном кличе современного поэтического классика Алексея Широпаева, призывающего во имя России, восходящей и извечной, – соединить, совместить, сопрячь – волю свою и волю Всевышнего:

Буряты, монголы, казаки –

На запад, на запад, на запад…

Туда, где сверкает столица,

Легенда, как туча, стремится.

На офисы, факсы и пластик –

Мистерия шашек и свастик.

Смотрите: на банковских стенах

Пульсирует конная пена.

В ребристые ваши тоннели

Бураны степные влетели.

И рушит компьютеров недра

Империя воли и ветра…

7 февраля 2012г.

Глава II

Евангелие от Домового

Литературное поле, возделываемое современным российским сознанием, стало необъятным. Цивилизованно-ангажированное письмо и художественно-культурная имитация превратились в базу духовной жизни. Эта база расширяется. Моральное и аморальное, нравственное и безнравственное поменялись местами, а традиционный эстетический идеал оказался решительно потесненным. Однако этот идеал не исчез, просто он перестал оберегать свои духовные сокровища. И литературный авангард, беззастенчиво используя священное, сегодня столь же беззастенчиво загрязняет его живительные истоки. Прочно закрепившись в роли лидера, он не замечает, как национально-историческое, опустошенное и попранное, с непредумышленным нарастанием начинает отстаивать себя. И – небезуспешно: новейшая литература («подпольная», «приключенческая», «исповедальная», «самоироническая», «феминистическая» и т.п.) превращается в рабыню самодовлеющих страстей, ибо раболепствует не только перед необуржуазной «ощущающей культурой», а и перед сломленно-несломленным русским художественным миросозерцанием.

Раболепие это неизбежно. Реальная русская литература всегда являла в своей духовной сущности не что иное, как чаяния русских людей, закрепленные в характерах и обстоятельствах, или народно-историческое самосознание, сложившееся на почве здорового самопобуждающегося единения. Русский художественный мир никогда не был системой идей или образов. И не сводится ни к андерграунду, ни к дерзновенному романтизму, ни к эмансипированному постмодернизму. А опираясь на живые отношения живых людей, сотворялся внутренне: прикровенно и праведно.