С бала я уехала рано, не попрощавшись с Теодором. Я ждала его весь следующий день, но он не пришёл. Прошло еще десять дней, потом две недели, потом месяц — он не появился. Зато каждый день я слышала о своей сопернице: её избрали королевой балов этого сезона, она затмила всех признанных красавиц! Не только виконт де Берн был у её ног, многие известные щёголи, богачи и аристократы добивались её внимания…
Марьяна остановилась перевести дух. Вспоминая далёкое прошлое, она страдала почти так же сильно, как раньше. Карена слушала её с интересом: и ей тоже была знакома ревность и боль разбитого сердца:
— И что же дальше, тётя?
— Однажды вечером меня позвали вниз. В гостиной стоял Теодор, его глаза были устремлены на меня, а в лице столько муки! Забыв обо всём, я бросилась к нему. Он сжал мои руки, поцеловал и попросил прощения, за то, что долго не приходил. И тут я поняла то, о чём прежде не догадывалась: я была для него лишь другом, почти сестрой, но его единственной любовью была Диана.
— Вам было больно, тётя?
— Мне пришлось смириться с этим. Я стала расспрашивать его и узнала, что Теодор сделал официальное предложение Диане, но она отказала ему. У меня появилась надежда. А через несколько дней стало известно, что моя соперница выходит замуж за маркиза де Резни.
Графиня глубоко вздохнула:
— Это был один из самых красивых мужчин при королевском дворе, обладатель громадного состояния и отпрыск знатного рода. Я думаю, что их брак заключили по большой любви, что встречается очень редко. Сразу после венчания они уехали в отдалённое поместье маркиза.
Теодор был убит горем. Пока его любимая была рядом, он еще держался, но теперь… Однажды он пришёл ко мне и сказал, что ему всё опостылело: столица, двор; и он собирается уехать, чтобы развеяться: «Я — самый несчастный человек, Марьяна! Но если ты согласишься быть со мной, согласишься разделить мою боль…»
Я прервала его на полуслове: «Да милый, конечно, да!» Наконец сбылась моя заветная мечта: я стала его женой. Наивная, мне казалось, смогу подарить ему счастье, что он полюбит меня и забудет женщину, причинившую ему столько горя и боли. Но прошло четыре года, у нас родился сын, а отношение Теодора ко мне не изменилось. Он всё чаще уезжал из дома, возвращаясь всегда неожиданно, а на мои робкие вопросы не отвечал совсем, либо говорил, что это меня не касается. Я молча страдала. В одну из его отлучек началась война. Поместья, находившиеся на границе, были разорены, погибло много людей. Я очень беспокоилась за мужа. Но вот, наконец, он приехал…
Марьяна снова замолчала: слёзы душили её, голос дрожал. Она попросила воды и продолжала:
— Злосчастный вечер. До конца моих дней не забуду его. Ральф давно спал, слуги разошлись, я сидела одна в гостиной. К дому подъехала карета, которую сопровождали верхом четверо всадников. Капитан, командовавший ими, осведомился о моем муже.
«Его нет дома, — ответила я, — но что это за неожиданный визит?»
«Прошу прощения, сударыня, мы должны выполнить свой долг», — он подал знак, и солдаты начали обыск дома.
«Как вы смеете? Это же частные владения!», — кричала я. Но офицер показал мне ордер на арест моего мужа, подписанный королем. Всю ночь я не сомкнула глаз, никто не отвечал на мои вопросы. Утром вернулся Теодор — усталый, измученный, и в ту же минуту его арестовали. Помню его взгляд, полный мольбы и отчаяния, его последние слова…
Она зарыдала: время зарубцевало раны, но сейчас они открылись вновь и кровоточили. Карена не знала, что сказать, чем утешить, смягчить эту боль…
— Оставив сына, я отправилась в столицу искать правосудия. При дворе меня встретили холодно: ведь я была женой преступника. Там я узнала страшное известие: замок и поместье маркиза де Резни были разграблены, маркиз и его жена погибли. Об их маленькой дочери ничего не было известно, ходили, правда, слухи, что её спасли. В этом преступлении подозревали Теодора: все помнили, как несколько лет назад он был без ума от Дианы де Резни, как клялся, что она никому не будет принадлежать, кроме него. Нескольких негодяев, напавших на замок, захватили в плен, они дали показания против Теодора. Но свидетельства простолюдинов, тем более преступников, значили не много, у меня была ещё надежда, что Теодора оправдают. Только нашёлся дворянин, близкий друг покойного маркиза, некий барон Нестер, и, хоть я уверена, что его слова были ложью от начала и до конца, они сыграли роковую роль. Мой муж не вынес всего, что на него свалилось, после нескольких месяцев в темнице он тяжело заболел и умер за несколько дней до суда.
Его последние слова были: «Я не виновен, Марьяна. Береги сына…»
Я поклялась ему в этом и поняла: хоть Диана и была его единственной любовью, но мы — я и наш сын — тоже значили для него очень много.